В непростой ситуации оказался Ленин в Петрограде после возвращения в Россию в марте 1917 года. Полные карманы денег это еще не все для революционера, намерившегося захватить власть. Несмотря на отречение царя и захвата власти Керенским, общество встретило русского якобинца и немецкого шпиона без энтузиазма. Даже пресса выступила против его появления. Одна из петроградских газет в своей статье намекнула на шпионскую деятельность Ленина, но это, к сожалению, был всего лишь намек, но не конкретное обвинение. Вот что писала газета «Речь» 5 апреля: «Гражданин Ленин и товарищи, торопившиеся в Россию, должны были раньше, чем выбрать путь через Германию, спросить себя, почему германское правительство с такой готовностью спешит оказать им эту беспримерную услугу, почему оно сочло возможным провезти по своей территории граждан вражеской страны, направляющихся в эту страну? Ответ, кажется, ясен. Германское правительство надеется, что скорейшее прибытие гражданина Ленина и его товарищей будет полезно германским интересам, оно верит в германофильство вождя большевиков. И одной возможности такого ответа было, по нашему мнению, совершенно достаточно, чтобы политический деятель, направляющийся в Россию во имя блага народа, не воспользовался этой любезностью. Думаем, что русскому политическому деятелю, каких бы взглядов он ни держался, путь к сердцу и совести народных масс в России не идет через Германию». Статья бездарная и тем не менее она свидетельствует о том, что были умные люди, которые догадывались, кто и с какой целью пожаловал в Россию. И только Керенский, бездарный правитель, а может быть шпион, ходил с повязкой на глазах и произносил пустые речи.
Но Ленин появлялся со своими выступлениями на каждом форуме в трудное время, когда в столице России беспрерывно шли собрания, принимались всякие заявления, резолюции, часто противоречащие одна другой.
Со свертком под мышкой Ленин прибежал в одно учреждение, где проходил съезд крестьянских депутатов, но ему преградили путь.
− Кто вы? уже поздно. Надо приходить вовремя, − сказал охранник.
− Я вождь ми. овой…еволюции, − не растерялся Ленин. — Вон мой мандат! У меня много мандатов…на шестидесяти языках. Пропусти, получишь на пиво.
− Пошел подальше, вождь. У нас теперь каждый второй бандит − вождь. Провокатор, небось. Чичас придут жандармы, свяжут тебя и поведут в участок.
− Не надо, прошу вас. Вот сто марок… на сигареты, на кофе, на девочек и на две бутылки пива. Кто у вас там так громко произносит речь? Это что за съезд? Там члены партии?
− Это съезд крестьянских депутатов, балда. Давай двести марок: сто мне, сто ему и проходи. Только не постреливай, на вонял тут.
− Очень хорошо, очень хорошо. Я тоже буду выступать… по поводу кулаков. Надо отобрать у них землю.
− Ты что − дурак? А нас кто будет кормить, ты знаешь? Э, ничего ты не знаешь…. Проходи быстрее пока я держу опущенными глаза и не вижу тебя, хорек плешивый.
Такое пролетарское обращение не смутило Ленина. Он попытался проскочить, но его остановил окрик охранника.
− А, обещанное где? Ну-кась, стой.
− Замешкался, замешкался. Меня трибуна зовет. Вот вам, ребята, еще пятьсот марок, честное слово замешкался. И это архи плохо, товарищ.
− А, товарищ? Гм, не понять, то ли баба, то ли мужик. Давай пятьсот и проходи, товарищ, га-га-га!
Ленин проскочил в заполненный зал и тут же направился к президиуму.
− Я вождь мировой революции Ленин. Не удивляйтесь, товарищи. Я выступаю вторым.
− Ну, если ты вождь − садись, − сказал председательствующий. — А, по поводу выступления, посмотрим. Сиди пока, не рыпайся.
Едва первый выступающий Володин закончил свою речь, Ленин тут же, не дожидаясь объявления о предоставлении слова следующему оратору, захватил трибуну и начал нести всякую чушь.
− Товарищи! Революция, а где революция там контрреволюция: земля крестьянам в цветочных горшках, мир народам после победы коммунизма во всем мире, фабрики и заводы рабочим, после их смерти, а пока что они имеют право там работать и что ими руководят не капиталисты, а революционные массы с ружьями наперевес. Что не так — пиф-паф, или в каталажку и прямо в Сибирь. Там, знаете, очень хорошо: я сам сибиряк. Я кончил. Будут ли вопросы?