В этот раз, едва Бронштейн уселся в мягкое кресло, Ленин нахмурился, поднял правую руку, что бы сказать: там встретимся на небесах, как Лейба опередил его.
— Владимир Ильич, я привез 20 миллионов долларов, это нам с тобой на революцию жалуют американцы, но…посмотри сначала этот плакат. Это мой девиз. Тут почти весь я. Цель нации, избранной Богом, добиться именно того, что я отразил в этом плакате. Я перечитал всю тору от корки и до корки. И Американский мудрый шеф, Яша Шифф, что снабдил нас деньгами, внушил мне эту мудрую мысль и передал этот текст.
«Будем полагаться на русскую сволочь и на инертность масс.
Если мы выиграем революцию, раздавим Россию, то на погребальных обломках ее укрепим власть сионизма и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть. Путем террора, кровавых бань мы доведем русскую интеллигенцию до полного идиотизма, до животного состояния… Наши юноши в кожаных куртках — сыновья часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы- умеют ненавидеть все русское. С каким наслаждением они физически уничтожают русскую интеллигенцию, офицеров, академиков, писателей…».[1]
— Ах ты, подлец. Против меня выступал, но все-таки пришел. Где челобитная? Твои всякие штучки по поводу русских дураков у меня в голове, но… если мы превратим Россию в пустыню, с кем же мы будем осуществлять мировую революцию? А? С кем? С двумя евреями, со мной и с тобой? Так что можешь этой бумажкой подтереть жопу, а не совать мне, гению революции.
— И правда, так оно и есть, я просто не подумал. Но моя бунажка все равно должна сохраниться. Мы с тобой вдвоем доведем русский пролетариат до такой степени, что все русские дураки по нашей команде завоюют Берлин, Париж, Прагу и другие столицы. Тогда я ее извлеку, эту бунажку. А пока назначай меня своим замом, я оправдаю, клянусь честью и параграфами Торы. Сделай меня вторым человеком, и я не стану претендовать на твое место, ибо в этих делах лучше быть вторым, чем первым. Клянусь Торой.
— Ты — сволочь, — сказал Лени, повеселев. — Но поскольку и я такая же сволочь, хоть и гениальная сволочь, становись в ряды нашей славной коммунистической партии и будь моим верным заместителем и другом.
— Я решил со всем прошлым покончить…окончательно. Мы с тобой наведем порядок в России, мы же братья по крови: ты жид и я жид. Ты — азиат, а я западник. К тому же влиятельные лобби Америки обещают поддержку нашей революции. Я кровью докажу на что я способен, кроме того мы… оба евреи, а где два еврея, русской обезьяне делать нечего.
— Гм, черт, точно. Поцелуй в пятку.
— В колено, не строй из себя хромоножку, Ильич.
— Двадцать миллионов маловато, Лейба.
— Обещаю двадцать и еще столько же.
— Надо же тебя записать в мою партию. Эй, Фотиева, запиши этого красавца в ленинскую партию.
— Есть, Владимир Ильич.
Это была историческая встреча двух великих террористов, один из которых заслужит бессмертие за миллионы погубленных им жизней, а второй будет убит топором в затылок, пятнадцать лет спустя.
Утром 3 июля на улицах Петрограда появились вооруженные солдаты 1-го пулеметного полка. Солдаты несли оружие, а всякий революционный сброд — плакаты, призывающие к свержению временного правительства. Так как восставшие пьяные солдаты и матросы не встречали никакого сопротивления, то они ограничивались только пальбой в воздух и уличными шествиями. А примкнувшие к ним коммунисты бросились грабить магазины, бить стекла и безобразничать, как обычно это делается во время любой революции.
Того же дня, 3 июля вечером, к Ленину приезжает коммунист Смирнов с докладом о том, что в Петрограде все идет, как по маслу. Ленин засобирался в путь. Он не мог допустить, чтобы кто-то другой присвоил себе победу.
− Друзья! пакуйте чемоданы и со мной в Петроград. Я каждому подарю должность, я вас приму в свою команду и вы по моему приказу приступите к делу. Нам надо устроить резню. Помещиков и капиталистов надо вырезать всех до единого. Нам нужна жилая площадь для пролетарских семей, для солдат Петрограда, которые вышли на улицу. Кто мыслит иначе? Никто? Это хорошо. Не люблю инакомыслия. Вождь для того и существует, чтобы мыслить, а массы для того, чтоб исполнять.
1
Фраза, приписываемая, обычно, Л.Б.Троцкому. В книге А. А. Смирнова «Русские атаманы» (СПб., 2002. — С. 197), как источник указана газета «Наш путь» — печатный орган ЦК Русской Фашистской партии. Так же приписывалась секретарю Распутина Аарону Симановичу. Может быть Троцкий эту фразу и не произносил (уж точно нигде не писал), но своими делами активно пытался воплотить сказанное в жизнь.