Белый потолок синеет в ночном свете. За окном пасмурное небо, но это не мешает луне бить по глазам. Она опустилась довольно низко.
Бежевые стены выглядят не четко. Стол сливается с окружением. Две поделки почти неестественно выделяются на фоне всей статичности. Фотографии на стенах детализированы. Даже слишком.
Какое же все серое. Но цветное. Он этого не видит, но знает об этом. Томми словно смотрит на себя от третьего лица.
Откуда в доме цветы? Причём не абы какие, а розы. И почему комната ощущается такой пустой? В ней определённо было больше вещей, когда он ложился спать. Неужели..
-Уилбур!
Тишина. Такая знакомая и почти родная.
-Уилбур, мать твою!
Ответа не последовало. Может, придурок спит? Ох, как он ему хочет врезать. За всё. За локон, за годы одиночества, за все ссоры, за гитару-
“Второй шанс” стоял в углу. Такой же, как и вчера. Потрёпанный, до невозможности изуродованный и самый близкий сердцу.
Томми кинулся к концу комнаты. Под ногами валялись тряпки, что раньше были предметами одежды. Так близко.
Но что если это сон? Что если это мираж? Что если он сейчас коснется дерева и оно растает?
Палец ложиться на гриф.
Ноготь дёргает струну.
Гитара издает писк.
Эйфория. Чистая нефильтрованная радость. Детское счастье. Это было всего лишь глупым сном! Игрой на страхах!
Если бог существовал, то он его услышал.
Единственное что, на инструменте было меньше царапин. И выглядел он чище. Томми посмотрел на дальнюю полку. Она была пуста. Золотые трофеи куда-то исчезли.И какого черта тут так воняет цветами? Слишком душно для середины зимы. В районном совете решили сварить жителей заживо с помощью батареи? Стоит уменьшить температуру.
Не желая отпускать гитару, с которой он уже мысленно попрощался, блондин подходит к окну.
Батарея холодная.
Слишком светло для ночи, но это явно не день.
Луна слишком близко.
В окне поле.
В поле мальчик.
Чёрное пятно его лица смотрит прямо на Томми.
Гитара падает.
Томми вздрагивает. Машина натыкается на кочку и парень подпрыгивает.
-Уф. Поаккуратнее.
Во рту странный привкус, как всегда после сна, когда хочется прополоскать рот. Томми явно помят, но боли не чувствует. Удачно он прилёг.
Зимой быстро темнеет, поэтому музыкант не удивлен, что его окружает полумрак. Дрим не шутил, когда сказал, что дорога будет долгой. Похоже, остальные тоже спали. Это даже уютно как-то.
Белая футболка, под которой прячется черная кофта судя по всему принадлежит большой суке. Перспектива снова лечь кажется очень заманчивой. В конце концов, все спят и не будут против, если он использует их как подушку.
Голова опускается на мягкое место. Автомобиль снова попадает в ямку. Теперь тряска больше похожа на укачивание колыбели.
Томми ворочается. В теплом салоне жарко в куртке. Синий предмет одежды падает на пол. Он постирает его позже. Рядом играет знакомая музыка.
Слишком знакомая.
Томми подскакивает. Он пытается нащупать руку Сапа, но не находит ничего. Пальцы падают на тело, но это всего лишь ткань. В машине никого нет.
Тогда кто ее ведёт?
Медленно в ужасе Томми переводит взгляд на водительское сиденье.
Никого. Только руль свободно качается из стороны в сторону.
Жарко.
В лобовом окне нет снежного города. По ту сторону поле.
Он едет прямо в озеро.
Взгляд цепляет в стороне силуэт златовласого ребёнка.
Машина подскакивает.
Томми тонет.
-Томми, вставай! Мы приехали!
Он снова в машине. Солнце высоко. На музыканта смотрят и ждут, когда он выйдет из салона. Вот это да, единственный раз, когда он заснул без Мелатонина и это кошмар. Спасибо мозг, он всегда знал, что ты его любишь.
Спина затекла от неудобного положения. Бодрость имеет свою цену. Тревожность, нервы, боли в спине и шее. Коктейль “скоро восемнадцать” не щадит никого. На всякий случай, он щипает себя за руку. Разряд пробегает по коже. В лицо блондину летит шарф.
-Не было такого,
-Что насчёт Дристы? А помнишь Пёрплда?
-Его взял на себя Панз.
-Но сначала же был ты.
-Ты только что сравнил братские и романтические отношения? Я конечно знал, что ты испорчен, но не настолько.
Если раньше то, что выдавливал из себя человек было похоже на подобие речи, то сейчас это был звук, сильно походивший на писк.
-Можешь не волноваться. У них это своеобразное хобби.
Карл стоит у двери и протягивает Томми руку.
-Всеми способами смущать Дрима?
-Верно,
Подошва шлёпается в слякоть. Через несколько метров стоит синяя сторожевая будка, украшенная цветным разбитым стеклом. Дорожка к ней убрана и протоптана.
Сапнап ,желая остаться в стороне от издевательств над Дримом, идёт к месту, где по идее работает Конор. Интересно, как они познакомились?
Из будки выходит человек с вытянутым лицом и узким носом. Короткостриженные волосы окрашены в синий цвет. Он действительно тянет на ежа.
-Ну что? Снова за инструментами приехали?
-Нет, то есть, да, но не для нас.
Одна бровь вопросительно заламывается.
-Так вы же теперь богаты. Зачем вам вещи отсюда? Не подумайте, просто интересно.
-Ооо, а зачем выкинул?
-Ааа. Свежий мусор на северо-западе. Рядом с металлоломом.
Парень лет двадцати семи указал рукой в перчатке на блестящее тёмное пятно, ещё не успевшее покрыться снегом.
-Отлично, мы идём туда.
Из-за льда и белизны вокруг, если немного постараться, то можно вообразить, что он находится на вершине Альп. Было ещё проще поверить в это рядом с пятью старшими, что по видимому коллективно захватили его, и рядом с братьями. Настоящими братьями.
Если об этом рассуждать, то “семья” понятие более чем растяжимое. Концепция усыновления размывает границы, не хуже чем вода акварель. Двое женатых людей, пусть даже и без детей, считаются семьёй. Некоторые говорят, что двое людей, которые заботятся о друг о друге это тоже семья. Сэм однажды сказал, что семья, это люди любящие тебя за то, что ты есть. Буквально, ты дышишь и это их радует. Он сказал, что любовь родных не надо заслуживать.
И сейчас он стоит среди гор и рядом с ним сумасшедшие, что роятся в отходах ради вещи, которую некоторые ни разу не видели, но поехали за ней на другой конец города.
Золотые кубки внутри него наполняются горячей кровью. Они огромные. До такой степени, что в них кто-то плавает. Или этот кто-то просто очень маленький. Это сложно объяснить.
-Иду!
Шарф совсем не душит.
Сколько они уже здесь? Час? Два? Под курткой преступно жарко, а ноги окоченели. Томми почти не чувствует пальцы и не особо чистая одежда стала ещё грязней. Он бы расстроился, но—
-Дриим! Сапнап в меня снова снежком кинул.