Старик поделился со мной едой и поведал о своих планах. Он собирался уходить из городка, или хотя бы попробовать сделать это, потому что в такой ситуации рано или поздно все равно погибнешь, а отправившись в путь можно хотя бы попытаться спастись. Поэтому он и собрал столько еды в эту большую сумку. После этих слов он предложил мне пойти вместе с ним, ибо ему не помешал бы компаньон. Мой ответ был незамедлительным — я согласился, мне надоело бездействие и затворничество, спокойное смирение со своей судьбой.
Приготовления к путешествию начались сразу, как я вернулся домой. Глянув на термометр, я понял, что необходимо одеться как можно теплее. Вдобавок, колючий ветер проникал даже под толстый слой одежды. Собрав сумку со свитерами и шерстяными носками, я сел на свое старое кресло и посмотрел в пустой экран телевизора. Вдруг я отчетливо вспомнил подозрительные силуэты, мелькавшие в нем после града. И снова меня бросило в дрожь, я боялся неизведанного. Что меня ждет в дальнейшем? Что ждёт всех нас? Неужели это конец всему живому?
Просидев в кресле, бестолково глядя в потухший — возможно, навсегда — телевизор, я через какое-то время уснул, и видел беспокойные жуткие сны, в которых люди поедали друг друга из-за невыносимого голода, в которых бесформенное холодное оно замораживало всё живое своим острым взглядом и сметало жалкую людскую цивилизацию с лица Земли.
Я проснулся ранним утром от боли в спине, виной которой была неудобная поза сна. Старик сказал, что будет ждать меня у окраины городка, где располагалась небольшая ферма. Одевшись и положив в сумку немного еды, я вышел на порог своего дома, и мгновенно мне стало ужасно холодно. Сразу же захотелось вернуться обратно, но вспомнив, что терять мне, скорее всего, нечего, я пошел в сторону фермы. Снег валил не переставая, и мне все это напомнило детство, когда зимой мне приходилось идти по безлюдным закоулкам и улицам в школу. Дома напоминали снежные бугры, потому что были полностью завалены, и лишь местами виднелись шиферные крыши с трубами. На улице не было ни души, и только вездесущий ветер был нарушителем тишины в этом мертвом поселении. Лишь у окраины я увидел живой силуэт, которым был тот старик. Увидев меня, он поздоровался, и в шутку спросил, готов ли я умереть на бескрайних просторах матушки России. Помню, юмора я не оценил, и старик это заметил. Он сказал: «Перед смертью не надышишься». В руках он держал лыжные палки, но сами лыжи, по его словам, он найти нигде не смог.
И мы двинулись в путь, проваливаясь в сугробы. За пределами поселения снег шел еще сильнее, а ветер стал в разы свирепее. В первые два часа пути у меня мерзло только лицо, а моя щетина покрылась инеем. Позади нас был мертвый дом, а впереди еще более мертвая пустота. Старик шел позади меня, опираясь на лыжные палки и еле переставляя ноги; несколько раз он останавливался и кричал мне, чтобы я подождал его. К такому со вершенно самоубийственному пути он не был готов, как, впрочем, не был готов и я.
Через несколько часов мы устроили привал прямо на снегу, поставив лыжные палки и натянув на них покрывало из рюкзака старика. Оно все равно не выдерживало натиска падающего снега и не защищало нас от ветра, поэтому сидели мы недолго, и, перекусив холодными консервами, продолжили наш поход.
Смеркалось, кругом была сплошная белая пустота, и единственные звуки, пребывающие в ней, были порывами злого ветра. Мы оба замерзли до костей, и сил на движение оставалось немного. Кажется, мы оба стали понимать, что это наш конец, и тела наши навеки останутся в этой холодной белой пустыне. Но, спустя некоторое время, мы напоролись на странный снежный холмик выше нас в два раза, и старик сказал, что это, скорее всего, грузовик, застрявший на дороге. Мы начали раскапывать снег, и это вправду оказался небольшой грузовик. Не передать словами, как я обрадовался. Раскопав еще немного, мы отыскали дверь кабины и мигом залезли внутрь. Там никого не было, видимо, водитель погиб где-то в степи. Старик начал осматривать внутреннее убранство, открыл бардачок и перебрал документы. Нам повезло, здесь было не так холодно, а ветер не проникал в щели. В тот момент я понял, что у меня очень сильно болят пальцы ног и рук, поэтому мой спутник достал из сумки керосиновую лампу и, заправив, зажег её. Просидев несколько минут и согревшись, мы вздремнули, а проснувшись, решили остаться здесь на ночь и утром отправиться в путь.
Старик начал рассказывать мне о своей жизни. Он словно подводил итог, понимая, что жить ему осталось совсем недолго. Я внимательно слушал его рассказ и представлял себе картины прошлого, где он молодой и занят каждодневными делами. На миг я даже задумался, что, если выберусь из этого кошмара, то мне удастся написать роман о его приключениях. Однако я понимал вероятную невозможность написания чего-нибудь вообще в связи с тем, что миру пришел конец. Сидя в грузовике, я снова ощутил страх перед чудовищем, которое пожирало все вокруг, сея холод и смерть. После своего рассказа старик уснул, и я остался наедине с колким чувством ожидания неизбежного. Меня бросало в холод от одной мысли о том, что все наше путешествие пройдет зря, и мы не встретим ни одной живой души в мире, а после вынуждены будем умирать на бескрайних снежных просторах, и лишь загадочное оно будет наблюдать за нашими мучениями. Вскоре, под тупым натиском ужасных мыслей, я умудрился заснуть, и сны были очень тревожными. Я медленно замерзал.