Воды ведь тоже часть пейзажа, не так ли?
Василий Спринский
То, что приходит на зов
Глава 1. Остров
Солнце неспешно закатывалось за горизонт. На море царил полный штиль. Еле заметные холмики волн от вёсел уходящей галеры, не в силах рассыпаться белыми брызгами, лениво обтекали прибрежные камни Клыка Теней.
Торчащая из моря узкая, слегка изогнутая скала действительно походила на зуб морского чудовища. Тело её, изглоданное буйными ветрами и океанским прибоем, пронизывали бесчисленные пещеры и гроты, ведущие к подземным озёрам и бездонным колодцам, из которых тянуло невыносимым смрадом.
Остров служил тюрьмой и по совместительству местом казни для особо отличившихся разбойников, убийц и грабителей священных усыпальниц жрецов Сета и Харст-Гу.
Ахеронская военная галера, удаляющаяся от острова, только что освободилась от очередного груза человеческих отбросов. Два десятка преступивших закон бывших людей выбрались из воды на каменистый берег. Бывших, ибо перед тем, как, подгоняемые ударами пик, они покинули галеру, жрец Сета объявил последнюю волю жестокого бога о вычёркивании их имён из Книги Вечности, отказывая им в спокойной загробной жизни. Отныне их бессмертные души отходили во власть древних демонов, испокон веков владеющих Клыком Теней.
Клык спокойно и безучастно принял очередную порцию осуждённых, как и много раз до этого. Галера быстро уходила прочь от острова, оглашаемого бранью людей, взбиравшихся на его камни.
Некоторые из них объединялись в группы, другие предпочитали искать подходящее убежище в одиночку. Отсутствие какой-либо видимой опасности вселяло некоторую уверенность.
Постепенно люди разбрелись по всему Клыку. На берегу осталось три человека — двое смуглокожих уроженцев Южного Ахерона и толстый стигиец. Братья-разбойники ещё до отплытия договорились немедленно после высадки убираться вплавь с проклятого острова. Похоже, их ничуть не пугали акулы, в изобилии водившиеся в здешних тёплых водах. Во всяком случае, они предпочитали честную гибель в сражении со вполне реальными морскими хищниками, чем принять её от неведомого ужаса, обитавшего в тёмных пещерах проклятого острова.
Третий человек, жирный стигиец Шетавос, вполне разделял их мнение, однако вовсе не спешил к ним присоединяться. Чародейские занятия, коим он посвятил свою жизнь, не слишком способствовали развитию прочих его способностей. Благодаря своей толщине, он, конечно, мог легко держаться на воде, но трезво расценивая свои шансы при встрече даже с маленькой акулой, стигиец благоразумно решил остаться на острове, надеясь убраться отсюда каким-нибудь менее опасным способом. По крайней мере, он был лучше других осведомлён об опасностях, подстерегающих его здесь.
Братья тем временем, не задерживаясь, скользнули обратно в воду. Нужно было поторапливаться, чтобы ночь не застала их в море. Пожелав им счастливого пути, Шетавос, оставшись в одиночестве, занялся устройством собственной дальнейшей жизни здесь.
Удалившись в тень, отбрасываемую высокой скалой, он устроился на большом плоском камне и, прикрыв глаза, принялся прощупывать остров внутренним взором, стараясь ощутить присутствие чуждых, нечеловеческих сущностей.
Почти тотчас же он убедился в правоте слухов и древних записей в пыльных, рассыпающихся от ветхости свитках. На острове в самом деле таилась некая чудовищная сила.
Внутреннее зрение в поиске неведомого вело Шетавоса вглубь древней скалы, на десятки и сотни футов вниз, под океанское дно. Там простирался огромный лабиринт пещер, колодцев и трещин; лабиринт, который, однако, не соприкасался с морем. И в этом лабиринте находилось что-то неприятно-живое. Шетавос уловил медленное движение некоей бесформенной массы, поднимавшейся из пещерных глубин к поверхности.
Толстый чародей медленно и осторожно коснулся сознания неведомой твари. Опасаясь непредсказуемой реакции, он не спешил проникать в её разум — или то, что могло так называться. Однако тварь не выказывала никаких попыток сопротивления, совершенно не реагируя на попытки чародея исследовать её суть. Это не выглядело притворством — Шетавос обладал достаточным опытом исследования и подчинения других живых сущностей, чтобы понимать поведение и чувства данного неведомого создания. Тварь была алчной, голодной и чуждой земному миру, но в отличие от полуразумных и вполне разумных демонов не отличалась излишним коварством. За её простейшими инстинктами не таилось ни тени рассудочной деятельности — всего лишь желание питаться, направляя своё движение в сторону появившейся свежей порции живой еды.