Потусторонняя сущность неведомой твари не мешала чародею исследовать её небогатый внутренний мир. По сути, в этом она ничем не отличалась от любой другой живой сущности, неважно, земной или потусторонней. Желание питаться, стараясь продлить своё существование, было единственным заметным видом её сознательной деятельности. В остальном же разум твари не отличался от разума какой-нибудь жабы или червя, хотя сама она не имела с ними ничего общего.
Убедившись в безопасности налаженного контакта, Шетавос проник в сознание твари, сплетя свой разум с внутренним миром неведомого создания.
Зрение его раздвоилось. Глаза твари на какое-то время стали его глазами. Уставившись невидящим взором полуприкрытых глаз на простирающуюся перед ним морскую гладь, практически не различая ни вод, ни неба, он в то же время отчётливо видел, как чудовище поднимается по каменным лабиринтам к поверхности небольшого озерца в одной из пещер острова.
Затем началось страшное.
Слухи и древние предания в который раз оказались правдивыми. Чудовище охотилось за людьми.
Шетавос почувствовал, как оно покинуло подземное озеро, не всколыхнув его поверхности, и, поднявшись над ней, неспешно двинулось по извилистым скальным туннелям, влекомое запахом мыслей людей, искавших убежища там, где этого ни в коем случае не следовало делать.
Но кто из них мог об этом знать?
В одной из широких, разветвляющихся пещер чудовище разделилось на пять самостоятельных частей, чуть не сведя при этом с ума Шетавоса, продолжавшего пребывать в сознании неведомой твари.
Пять бесформенных клубков теней, пять плывущих разрозненно, но в то же единых узлов сознания, в котором неведомым образом продолжал оставаться и фрагмент разума самого Шетавоса, двинулись к своим жертвам.
Чародей видел, как один из таких клубков тихо вплыл в светлую пещеру, где находились четверо изгнанников, незаметно расплывшись под её сводом, а затем обрушился вниз, накрыв собой всех четверых.
Гибкие корни тьмы вцепились в людей, заползая в носы, рты и уши, растворяя глаза, стремясь поскорее добраться до самого лакомого — мозга.
Люди даже не успели понять, что произошло, а жуткое создание уже почти растворило их. Лишь лёгкие конвульсивные подёргивания тел в глубине хищной массы свидетельствовали о том, что ещё несколько мгновений назад эти бесформенные комки плоти были живыми. Тьма активно поглощала их, не оставляя ничего — ни одежды, ни металлических пряжек. В пищу шло всё.
Та же самая картина повторялась в четырёх других пещерах, где точно так же укрывались злосчастные люди. Никто из них не успел даже вскрикнуть, будучи моментально опутанным и задушенным ужасными щупальцами тьмы.
За какие-то полчаса с трапезой было покончено. Две дюжины человек исчезли, словно и никогда не существовали на свете. Не осталось даже тонкого золотистого сияния освободившейся от тела души — тварь в первую очередь поглощала именно её.
Шетавос даже застонал от невыразимого наслаждения, передавшегося ему от твари, поглощающей человеческие души. Но, несмотря на столь чудовищный способ питания, он не прервал контакт с тварью. Да, она представляла немалую опасность, однако чародей пока что не собирался стать добычей демонического хищника — тем более что для этого ничего не надо было предпринимать. Достаточно было просто оставаться на месте, сидя на скале, под жаркими лучами солнца.
Душа чародея пока что пребывала в безопасности. Прикосновение к сознанию чудовища не несло в себе никакого риска — тварь поглощала людские души только вместе с их телами. Шетавос же в своём телесном облике пребывал пока что за пределами досягаемости твари. По крайней мере, он искренне на это надеялся.
По мере насыщения тварь начала разбухать, соединяя в одно целое свои временно отделившиеся части, постепенно заполняя собой весь внутренний объём острова, нападая на всех, кто имел неосторожность войти в какую-нибудь пещеру или грот. Похоже, что все они были связаны меж собой узкими проходами, по которым свободно перемещался подземный ужас.