— У'глар'х п'гарк уилл'х!
Не успел затихнуть последний отголосок этих звуков, как вдалеке послышался мерный плеск воды, будто невидимый пловец двигался на свет факелов. Вряд ли кто-то из людей отважился бы окунуться в ледяные воды озера ночью, и я невольно припомнил все прочитанные легенды об обитавшей в нём твари. Сердце в груди бешено колотилось в ожидании какого- то невероятного явления, плеск воды раздавался уже у самого берега, гам, где располагались каменные ступени. Я прополз чуть вперёд, к самой границе зарослей, чтобы ясно увидеть не ведомого пловца.
И я увидел его. По ступеням на берег вышла чудовищная, в семь футов ростом, антропоморфная фигура. Её белёсая, местами покрытая серозелёной чешуёй, кожа, влажно лоснилась в ярком свете факелов, а на груди поблёскивало какое-то золотое украшение. Перепонки на когтистых лапах и мерно раздувавшиеся подобно жаберным щелям складки на шее говорили, что это была амфибия. Кошмарная же морда существа, с выпученными немигающими глазами, в точности повторяла рыбьи и жабьи черты резных фигурок в Блекстоунхилл. Внезапный приступ тошноты скрутил меня, когда, разверзнув свою хищную пасть, чудовище исторгло гортанные булькающие звуки, походившие на слова неведомого заклинания, произнесённого ранее Элуорком. Пытаясь побороть крупную дрожь, сотрясавшую мою руку, я нащупал в кармане рукоять револьвера, когда из воды на берег стушило второе чудовище. Захлестнувшая меня волна ярости и неописуемого ужаса затуманили рассудок, заставив с диким воплем вскочить с земли, стреляя в озёрных бестий и Элуорка. Одновременно с громом выстрелов раздалось ужасающее гортанное рычание, одна из тварей прыжком бросилась па меня и мощным ударом сбила с ног на каменистую землю. В то же мгновение моё сознание благосклонно погрузилось в тёмную бездну небытия.
Чувства возвращались ко мне, словно пробиваясь через толщи воды. Я ощутил нестерпимую боль в груди и холод, а последовавшие за этим две резких пощёчины окончательно привели меня в сознание. Собрав все силы, я открыл глаза — надо мной, на фоне свинцовых туч, склонилась фигура Элуорка.
— Наконец-то вы пришли в себя, поднимайтесь, — донеслись до меня его слова.
Опираясь на вызывавшего у меня отвращение Элуорка, я доковылял до входа в Блекстоунхилл, при этом пульсирующие боль и гул в голове усиливались с каждым шагом. Войдя в дом, Элуорк довёл меня до гостиной, обстановку которой я уже хорошо знал, и, уложив на кушетку, вышел из комнаты. Казалось, прошла вечность, прежде чем раздался скрип двери и в комнату вошёл Элуорк, неся бинты и бокал с шерри. Несмотря на моё удивление и нескрываемую неприязнь, он молча протянул бокал. Алкоголь немного заглушил боль и помог согреться. Я недоумевал, откуда взялась такая необычайная гостеприимность? Забинтовывая мои руки, покрытые ссадинами и рваными ранами, Элуорк наконец нарушил гнетущую тишину:
— Я так понимаю, вы снова следили за мной? В этот раз ваша дотошность дорого вам обошлась, ночью вы поскользнулись на склоне холма и упали, ударились головой о камень и пролежали без сознания до утра, пока я вас не обнаружил.
Эти слова прозвучали с гипнотической настойчивостью, и я сделал вил что поверил в них, хотя стоявший неподалёку чайный столик с резными ножками вызывал невыносимые воспоминания о произошедших накануне событиях, в реальности которых я нисколько не сомневался. Ведь когда вышедшая на берег мерзкая тварь набросилась на меня, то рука, которую я инстинктивно выставил вперёл закрываясь от неё, зацепилась и сорвала со склизкой холодной груди золотой амулет. Именно его, очнувшись, я обнаружил крепко зажатым в руке и незаметно от Элуорка сунул в карман. Этот предмет служил осязаемым доказательством того, что всё произошедшее со мной ночью было невероятной, но всё же действительностью. Пролежав с полчаса, я поднялся и, провожаемый Элуорком, напоследок ещё раз повторившим своё внушение, прихрамывая добрёл до дома мистера Мартина. Тот помог мне подняться в свою комнату, переодеться и улечься в кровать, а на все его расспросы я отвечал именно тем, что безуспешно пытался внушить мне Элуорк. Мистер Мартин предпочёл не выпытывать у меня подробностей, а оставить отдыхать и собираться с мыслями, вероятно, уповая на моё благоразумие.
Так началась третья неделя моей жизни в Шотландии, до возвращения в пыльные застенки «Кингспорт Газетт» оставалось совсем немного, но возвращаться не было никакого желания, даже после всего пережитого. События последних дней хоть и шокировали меня, но в то же время пленили своей загадочностью, поэтому я просто не мог уехать, не разобравшись в их подоплёке. Лёжа в кровати, я отдавался раздумьям и не переставал вертеть в руках источавший еле ощутимый рыбный запах золотой амулет; вернее, золотым он показался мне только на первый взгляд, на самом же деле он был изготовлен из какого-то желтоватого сплава с белёсым налётом. Внешне же амулет напоминал пару щупалец, свёрнутых в некое подобие глаза вокруг кольца-зрачка, с причудливым перекрестьем, наподобие кельтского трискеля, внутри. Неужели носившая его тварь была настолько разумна, чтобы изготовить эту диковинную безделушку, да ещё со столь причудливой символикой, указывавшей на принадлежность её к какому-то религиозному культу, пускай и примитивному? Вновь и вновь я возвращался к этим мыслям, вспоминая всевозможные мифы о русалках, ундинах, тритонах и сиренах, о греческом Посейдоне, шумерском Оаннесе и ханаанском Дагоне. Мотив о подводных обитателях, превосходивших своим возрастом и мудростью жителей суши, нашёл отражение в преданиях практически всех народов, и не было сомнений, что он имел реальные прообразы, с которыми, возможно, мне и довелось столкнуться.