Проснувшись ближе к полудню, мне никак не хотелось возвращаться к тому безумию с поминутными воспоминаниями о ночном происшествии. Все предшествовавшие события лишь подогревали мой авантюризм, даже увиденное появление земноводных существ на берегу озера. Но последнее стало слишком сильным ударом. Не было сомнений, что я столкнулся с самим лох-несским чудовищем, истинный облик которого доселе был скрыт лишь за описанием тех его частей, которые очевидцы видели высовывающимися из воды. Чтобы хоть как-то отвлечься от этих мыслей, я спустился к обеду, но царившая в доме атмосфера оказалось настолько гнетущей, что, не выдержав взглядов мистера Мартина и остальных жильцов, я попросил не тревожить меня и поднялся в комнату, где без сил рухнул в кровать. Полуденное солнце, то и дело пробивавшееся из-за серых облаков, узким лучом врывалось в мою комнату, наполняя её приятным золотистым светом, напомнившим мне о блеске странного металлического амулета. Он абсолютно вылетел у меня из головы, и я никак не мог вспомнить, куда его положил, сколько не силился это сделать. Озадаченный, я бросился судорожно перерывать все свои вещи, обшаривать каждый угол комнаты, но амулета нигде не было. В конце концов, я припомнил, что прежде чем проснуться от гула и дикого вопля накануне, уснул, сжимая амулет в руке. Ринувшись к кровати, я лихорадочно сорвал с неё одеяло и покрывала, из-под подушки вылетел и упал на пол «Ye Text ov R'lyeh», но и здесь амулета не оказалось. Неужели я потерял его, единственную вещь, которая служила материальным доказательством охватившего Блекстоунхилл и Лох-Несс безумия? Опустившись на пол, чтобы в последней надежде заглянуть под кровать, я вдруг ощутил, как нечто едва весомое, качнувшись, ударило меня в грудь. Спешно расстегнув воротник рубашки, я сунул за пазуху руку и тут же нащупал причудливые формы металлического амулета. Всё это время он находился на мне, подвешенный на шнурке за обрывки цепочки, при этом он казался тёплым и лёгким, а потому я совершенно забыл о нём.
Несколько успокоившись, я привёл комнату в порядок, поднял упавший на пол том «Ye Text ov R'lyeh» и разместился с ним на стуле возле окна. Поистёршаяся и обтрепавшаяся от времени обложка ещё как-то удерживала рассыпающийся переплёт книги. С некоторым трудом разбирая текст на староанглийском, я погрузился в тёмный мир потаённых мистерий, столь ужасающих и столь невероятных, что в них было невозможно поверить. Эта летопись дочеловеческой истории рассказывала о времени, когда на первозданную землю спустилось древнее божество по имени Ктулху, а вместе с ним пришло и его чернокрылое потомством, которое возвело циклопические города с невероятной космической геометрией. Но впоследствии из-за глобальных катаклизмов одни города разрушились, а другие погрузились в тёмные бездны океанов. Величественная столица Р'лиех, ставшая гробницей для Ктулху, до сих пор покоится где-то на дне Тихого Океана, грозя подняться из его пучин, когда звёзды примут благоприятное положение, и явить миру своего бессмертного основателя, а до тех пор его покой стережёт ужасный Дагон. О, как же жалко выглядела ветхозаветная ложь о нём, божественная поступь Да-гона могла бы с лёгкостью разрушить все те полумифические города, которые слепо воспевали авторы священного писания, ведь основанный им самим город Й'ха-Нтлей куда как больше достоин почитания. Этот нетронутый временем и тленом колосс до сих пор скрывается в водах близ Иннс-маута, напоминая о себе выступающим из воды Дьявольским рифом. Как и многие другие города, Й'ха-Нтлей никогда не оставляла жизнь, его населяли бессмертные отпрыски Дагона и Гидры, и этот причудливый народ амфибий уже был невероятно древним, когда первые жители суши, заворожённые плеском океанских волн, устремили свой взор в его тёмные пучины.
Книга полностью поглотила меня, словно безумный, я не выпускал её из рук часами, жадно вчитываясь в древнюю летопись. Отказываясь от еды, я, напротив, всё чаще предавался снам о древних подводных городах, наполненных бурлившей в них жизнью, но теперь это были не смутные тени, а ясно различимые жители глубин. Однажды я даже почувствовал себя одним из них, после чего проснулся в холодном поту и больше не смог уснуть. Странное недомогание завладело мной, я подолгу сидел за книгой, снова и снова перечитывая её, либо стоял у окна, всматриваясь остекленевшим взглядом в простиравшуюся за ним свинцовую гладь Лох-Несса, и наяву созерцал картины из снов. Вскоре к этому прибавились ещё более тревожные симптомы — приступы удушья, сопровождавшиеся сильными спазмами, подавляли мою физиологическую способность нормально дышать, при этом мышцы лица часто сводила судорога, делавшая их практически недвижимыми. Не было сомнений, что мне требовалась помощь врачей: похоже, что всё пережитое за эти дни навредило мне куда сильнее, чем я полагал, и стало причиной этих приступов. Но я не хотел видеть никого из людей, болезненно избегая даже встречи с соседями по дому или его хозяином, что, впрочем, было и к лучшему.