Знай же, человек; знай, что во всём этом — ты. И жизнь твоя подобна реке, но не точить ей боле берегов и камней, ибо сам ты избрал свой путь, и, иссушая воды, уходишь в землю. И сам ты подобен сухому тополю, что отрешённо смотрит на то, как повилика губит аконит; мертвец среди живых, которому никогда боле не одеться в зелень ранней весной. И годы твои подобны этим листьям, что один за другим уносятся в никуда — ибо боле нет им приюта в прежнем доме, ибо близка осень».
И тогда я бежал прочь оттуда. Ветви хлестали меня по лицу, словно ледяные плети демонов немыслимых пре-исподен. Обернувшийся неистовым штормом ветер с первобытной яростью языческого бога сокрушал зелёные клети, и неиссякаемый поток листьев ранил мою кожу сотнями отравленных кинжалов. Травы полонили мои ноги, и я падал ниц под торжествующий хохот мертвеющих цветов. Морось сменилась злобным ливнем, пронизавшим всю мою суть; и слёзы лились из моих глаз.
Ибо устами лика рекло само Время, и вторило ему Безвремение. Ибо Память и Забвение набросили мне на шею петлю, и с каждым моим шагом затягивали её всё сильнее. Ибо близка была осень, и всё меньше листвы оставалось на ветвях.
Вечер упал на мои плечи, и ад следовал за ним. И боле не было мне надежды.
Кларк Эштон Смит
Лицо у реки
© Clark Ashton Smith, 1930
The Face by the River
Во время своего бегства через всю страну, страшась правовых последствий совершённого им деяния, Эдгар Силен начал испытывать отвращение к рекам и бояться женских лиц. Раньше ему никогда не приходило в голову, что в мире существует столь много рек, которые практически во всём похожи на Сакраменто. Он не смел и подумать, что нечто зловещее может таиться в ивовых и ольховых зарослях вдоль их берегов. Ныне, куда бы он ни шёл, волею какого-то злого случая Эдгар всякий раз оказывался в угасающем свете угрюмого заката у кромки обрамлённых деревьями быстротекущих вод, от которых тут же отшатывался со смесью вины, ужаса и отвращения. Кроме того, в лицах всех девушек, которых он встречал, проходя по улицам незнакомых городов и посёлков, ему виделось сходство с лицом мёртвой женщины. Покуда его взор был укрыт сладкой пеленою влюблённости, он не замечал, что внешность Элизы принадлежит к самому частому из встречающихся женских типов. Но теперь, когда его зрение в данном отношении обрело особенно болезненную остроту, Эдгар обнаружил, что аккуратный овал её лица с нетронутой румянцем бледностью, высокие, тонко очерченные брови над бездонными лиловосерыми глазами, полные капризные губки и стройная, точёная фигура, казалось, встречались ему буквально на каждом шагу, в каждом поезде, в каждой проезжающей по улице машине, в магазине, в ресторане и гостинице.
Силен не испытывал ни малейших угрызений совести относительно своего поступка, по крайней мере, в обычном понимании этого слова. Единственное, о чём он действительно сожалел, так это о том потрясающем и непоправимом моменте безрассудств а, в которое с какой-то дьявольской неизбежностью позволил себе впасть.
Элиза была его стенографисткой; их близкие деловые отношения вскоре стали ещё более близкими и личными. Он даже какое-то время любил её, до тех пор, пока она не стала слишком требовательной, слишком необузданной в своих капризах.
Силен не был жестоким или хладнокровным, он никогда не помышлял о том, чтобы убить её. Даже когда он окончательно устал от неё, даже в ту последнюю прогулку в сумерках у реки, когда она с горькими, истерическими упрёками угрожала рассказать его жене об их романе, он не хотел причинять ей какой-либо вред. То, что он ощущал, было повергающей в смятение смесью осознания угрозы своему семейному благополучию и внезапного безумного желания заткнуть ей рот, чтобы только не слышать эти невыносимо выматывающие звуки её сварливого голоса.
Он почти не осознавал, как схватил её за горло, как душил её беспощадными пальцами. Всё это было совершенно чуждо его природе; и потому, когда Эдгар наконец понял, что делает, он отпустил горло девушки и оттолкнул её от себя. Всё, что он видел в тот момент — это её испуганное лицо, её шея с отчётливо различимыми следами его пальцев. Лицо было белым, словно привидение в сумерках и ужасающе отчётливым во всех мельчайших подробностях. Он забыл, что они стояли на самом краю крутого берега, что именно в этом месте река очень глубока. Всё это он вспомнил, лишь когда до его слуха донёсся всплеск, сопровождавший её падение. И тут он с неистовым чувством ужаса вспомнил, что ни он, ни Элиза не умеют плавать.