Не можешь ты молиться и кричать,
Дрожа на ложе страсти подо мною.
Я вскормлен был тлетворную землёю,
Мне сладко здесь тобою обладать.
На пике наслажденья в её грудь
Вонзится острый жертвенный клинок;
Короткий вскрик, агонии рывок —
В тебя вольётся моя алчущая суть.
В том — единенье смерти и любви,
Порока и небесных откровений.
И святость запредельных наслаждений
Стекает алым из твоей груди.
И жизнь — такая малая цена
За бездны, что со мною ты познала,
Плоды греха навек в себя впитала
И не раскроешь тайны никогда.
ПО ТУ СТОРОНУ СНА
♦
ДЖОН ГОСВОРТ
КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ
JOHN GAWSWORTH
HOW IT HAPPENED
1934
Несчастный безумец, Стэнли Бартон, мёртв. Возможно, читатели помнят его процесс; а возможно, и нет — такие сенсационные происшествия привлекают внимание ненадолго.
Весь день напролёт несчастный смотрел в окно своей камеры, и было заметно, что взгляд его постоянно устремляется к маленькой рощице, видневшейся прямо на горизонте. Иногда, особенно в жаркие дни, он впадал в буйство, и тогда принимали обычные меры, чтобы он не причинил вреда себе или окружающим.
Через некоторое время, после одного из таких припадков, он умер, оставив нижеследующий отчёт о своём преступлении, который, кажется представляет определённый интерес для психопатологов и криминалистов и потому заслуживает публикации.
Ты спятил, парень? Нет! Хотелось бы спросить, какого дьявола тебе известно. Тебя проверяли? Когда-нибудь все нервы и фибры твоего тела натягивались и сжимались так, как будто они вот-вот разорвутся? Знаешь о том маленьком комке над правой бровью? Думаю, там и есть главная слабина. Я тебя проверю. Вот та-а-ак. Ага! Я так и думал. Заберите его в дурдом. Он умом слабоват. Подумать только, со мной такое не пройдёт! Нет! Потому что я силён — ох! — просто неуязвим. Я выдержал их все — от макушки до пяток, я испытал их все по очереди, и всё в порядке и по-настоящему крепко. И теперь я борюсь с Ними, а Они ломают все по очереди, и большие, и даже маленькие — которые, кажется, ничего не значат, пока их не сломаешь. И потом Они посадили меня сюда, где я должен был стать Королём, поскольку у меня сломаны все, а у других только один или два. Иногда они лечатся, и тогда они уходят, но швы неровные, они трутся и страшно мучают меня, потому что никак не зарастают.
И ещё — я помню. И поэтому меня все равно ломают.
Знаешь, это сделал мой брат. Он был всему причиной. Понимаешь, я с самого начала его ненавидел. Он был на несколько лет старше меня, и его звали «Красавчик». Он был высокий, симпатичный, и он нравился девушкам. Была одна девушка, которой он особенно нравился — девушка, которую я любил. Ее звали Марджори, и она была очень милая. Но я не возражал, что он ей нравится. Понимаешь, я был согласен ждать; дело в том, что я маленький и смуглый, но я-то знал, что я гораздо лучше. Однажды, когда пришла Марджори, я так и сказал брату.
— Черт побери! — взревел он. — Ему хватает наглости зависать там, где его видеть не хотят! Верно, Марджори? — и они оба рассмеялись. — Исчезни, — сказал он, и они развернулись и пошли прочь от меня.
Тогда мы жили в центре Суррея, и каждый вечер в половине девятого мой брат проходил по полю к краю нашего сада, и встречался с Марджори там, в рощице, видневшейся на горизонте. Я знал, куда он ходил каждую ночь, потому что я следил за ним и наблюдал за их играми из секретного места на дереве. Скажу тебе, я был проворный — шустрый, как кот.
И вот, однажды вечером вскоре после нашей ссоры я прокрался туда следом за братом. Я решил, что больше не люблю Марджори: она так грубо посмеялась надо мной. В сумраке она не могла рассмотреть, кто идёт, и заслышав шаги, выбежала из зарослей, чтобы встретить меня — она приняла меня за брата. Она была глупа, и я не стал терять время. Я зарезал ее разделочным ножом, который взял в буфете на кухне и принёс с собой, спрятав под курткой. Это было ужасно смешно. Она визжала, ныла, потом повалилась лицом вперёд и лежала тихо. Я выбросил нож в кусты. «Надо же! Марджори, как ты забавно выглядишь!» — сказал я, оттащив ее за волосы в тёмное место. Потом я с помощью крюка и молотка (я их припас заранее) приколотил ее к своему дереву. А дальше я накинул ее короткий жакет на покрасневшую блузку так, чтобы не было видно железного крюка, торчавшего из груди. Я просто наслаждался происходящим. «Ты больше не станешь надо мной смеяться, Марджери?» — я развеселился и хорошенько пнул ее, и она покачнулась от удара.