Он только теперь заметил лёгкие ботинки случайного попутчика, которые совсем не сочетались с тёплой зимней курткой.
Артём усмехнулся, но как-то невесело.
— Я в парк вышел, думал прогуляться перед сном.
Степан Юрьевич покачал головой, притормозил и развернулся.
— Пятьсот рублей, — сказал он.
— Хорошо, — сказал Артем.
— Слушайте, — спохватился Степан Юрьевич.
— Там на заднем сиденье бутылка водки есть. Она начатая, правда. Вы, наверное, замёрзли? Угощайтесь.
— Спасибо, — слабо улыбнулся Артем. — Очень кстати.
Он перегнулся назад. От его куртки пахло странно — сладкими травами, лошадью и чем-то ещё… медный такой запах, неприятный. Звякнуло стекло. Артем уселся на сиденье, открутил пробку, отхлебнул. Степан Юрьевич покосился на попутчика. Он предчувствовал интересную историю; ради неё — не за пятьсот же рублей — он и согласился подвезти заплутавшего гуляку. Артем не выглядел пьяным, что объяснило бы многое — он производил впечатление человека, глубоко чем-то потрясённого.
И история не замедлила воспоследовать.
— Праздник был очень шумный, — отхлебнув ещё раз, сказал Артем.
На Степана Юрьевича он не смотрел; адресатом рассказа являлся, судя по направлению его взгляда, потёртый бардачок «девятки».
— У меня заболела голова. Я решил выйти, прогуляться по парку.
Настя сочувственно чмокнула Артема в щёчку, когда он сказал, что пойдёт посидит в номере, и удрала гадать с подругами. Профессиональная гадалка по рунам входила в оплаченную программу мероприятий, посвящённых Хэллоуину. Собственно, это Настя и затащила Артема в этот отель на берегу Ладо же кого озера. Сам он был глубоко равнодушен что к Таро, что к рунам, что к Пасхе, что к Хэллоуину.
Просто хотелось сделать приятное своей девушке.
В номере голова у Артема разболелась ещё сильнее. Батареи жарили вовсю, было очень душно. Он накинул куртку и спустился в холл, решив немного пройтись по парку, который начинался сразу за отелем. В холле было шумно. Артем увидел людей в ярких фольклорных костюмах и узнал в них приглашённый коллектив. Артисты честно отработали праздничную программу и, видимо, собирались уезжать. Артем принялся пробираться сквозь весёлую, пахнущую сырным супом, печёной тыквой и водкой толпу. Он был уже у самых дверей, когда кто-то поймал его за рукав. Он обернулся. Это оказалась девушка с толстой русой косой. Пуховик был накинут прямо поверх синего льняного платья.
— Поедемте с нами! — умоляюще сказала она. — Ещё одного человека надо, а то лошадей не дадут!
Артем видел конюшни позади отеля. Видимо, после выступления хозяин отеля расщедрился на бесплатный аттракцион для артистов.
Но всё же Артем замялся. Догадавшись о причине заминки, лидер коллектива, высокий мужчина — тоже с длинной косой, только чёрной — сказал басом:
— Всё оплачено.
— Один кружочек! — воскликнула девушка, не выпуская рука в Артема. — Пожалуйста!
— В такую ночь! — добавил кто-то из яркой толпы.
А ещё кто-то, кажется, хихикнул.
Артем подумал, что прокатиться на лошади по ночному парку будет даже лучше, чем гулять по нему. Но он всё же попытался отказаться, в последний раз:
— Да я не умею верхом…
— Мы вам самую спокойную лошадь дадим, сидеть будете как на диване, — заверил его лидер коллектива.
Самой спокойной лошадью оказался старый мерин. Артему помогли взобраться в седло, вставили ноги в стремена. Поводья он взял сам.
Кавалькада тронулась. Когда они въехали под своды ветвей, все разговоры стихли.
Сосны, ели и берёзы в свете луны казались вырезанными из чёрной бархатной бумаги. Снег тихо искрился под копытами лошадей. Голова на свежем воздухе совершенно прошла. Компания выехала в поле. Лошади попы и чуть быстрее. Артем испугался, что вот тут-то он и свалится с широкого крупа, но зря. Он и правда сидел словно на теплом мохнатом диване, который стремительно и ровно нёсся над заснеженной равниной. Внизу мелькнуло что-то тёмное и большое, и в этот момент Артем понял, что не слышит топота копыт — а лишь свист ветра.
Лошади ступали по какой-то невидимой поверхности, которая очень полого поднималась вверх. Артем решил спросить одного из своих спутников, в чем дело. Артему было тепло в куртке и зимних, утеплённых джинсах. Но в этот момент его обварило холодным потом от мгновенно пронзившего его ужаса.
Его спутники изменились. Слева от него скакала девушка в шинели. Лунный свет вскипал на ромбиках в ее петлицах. Только светлая толстая коса, перекинутая на грудь, напоминала о весёлой девушке в синем льняном сарафане. На женщине рядом с ней была роскошная волчья, что ли, шуба, при виде которой Артему вспомнился советский фильм «Морозко». Третьей женщиной в коллективе была Галина Викторовна, единственная, чьё имя врезалось в память Артему. Ее представили как «пенсионерку, заслуженного деятеля искусств». Она предпочла этническим нарядам потёртый пиджак, на котором тускло поблёскивала орденская колодка, и пела она просто здорово. Сейчас колодка небрежно, на манер фибулы, была приколота на невообразимом плаще из шкур… иди просто потёртой шкуре, небрежно накинутой на плечи. На шее Галины Викторовны висело ожерелье из чьих-то клыков такого размера, что встречаться с их бывшим обладателем лицом к лицу и без, минимум, пистолета, не хотелось. Клыки бились друг о друга с тихим костяным стуком — кавалькада, словно повинуясь неслышному приказу, перешла на галоп. Луна, огромная, бесстрастно белая, нависала над ними, как глаз великана.