Не дожидаясь, когда они набросятся на неё, незнакомка срывается с места, недокуренная сигарета летит почти ко всем чертям. Девушка перебегает пустынно-тёмную дорогу, а стая адских снежинок сначала резво последовавшая за ней, резко меняет курс и снова возвращается под облюбованный фонарь.
В хорошей темноте добежав до подъезда, незнакомка испуганно колотит в железяку двери, которая все же открывается через какое-то время.
Наблюдатель привычно на ощупь — как всегда, света в его квартире не было — проскочил в прихожую, быстро обулся, заткнув не завязанные шнурки в ботинки, и побежал вниз по лестнице.
Внутренности пролётов были подсвечены чуть мутным жжением.
Добравшись до первого этажа, Наблюдатель распахнул входную дверь дома в несколько этажей, на которых никто особо и не жил. Перед ним предстала девушка в шапке и прочей зимней амуниции, немного красивая, немного странная.
Незнакомка тут же ринулась вовнутрь. Ей сейчас было не до парня-придурка, открывшего дверь нараспашку. Девчушка пыталась отдышаться…
— Ты кто такой вообще? — сквозь вздохи уходящего страха спросила она незнакомого спасителя.
— Наблюдатель, — загадочно и глупо улыбаясь, ответил он.
Девушка решительно пролезла в подъезд, отстранив своего спасителя в сторону. Тёмная глухота вокруг переливалась по углам…
— Ну, давай, веди к себе… — практически потребовала девица, успокоившись окончательно. — Тебя, кстати, как зовут-то?
— Тебе не важно будет, как меня зовут… Но пошли, конечно.
И они пошли по лестнице. Вместе.
Добравшись до квартиры парня, они прошли внутрь, девушка, сняв зимние сапоги, внедрилась в ближайшую комнату и уселась на продавленный диван.
— Твою мать! — подала голос незнакомка, снимая шапку. Ее волосы заблестели красивой волной, видимой в далёком свечении через окно комнаты.
— А что ты хотела? Я тебя спас. — Наблюдатель присел в кресло. Ему эта девушка теперь нравилась ещё больше.
— Ты, может, меня накормишь, раз уж спас?
Он накормил ее — притворными заслугами придворных, трёхлинейной правдой дороги, смазанным следом от внешней микропечи кондиционера соседей и приторными улыбками взглядов рекламы…
Покуда незнакомка угощалась бутербродным салатом, Наблюдатель смотрел в ее сторону, словно в телевизор. Вскоре она отставила опустошённую супницу, применяемую хозяином квартиры в качестве тарелки.
Чернота ее смерти поражала парня. Он всегда любил эту старую супницу. И ему вовсе не хотелось, чтобы ночная незнакомка ее раскокала. А получилось именно так: красотка, наевшись бутербродов, немного не донесла тарелку до приемлемой точки стола. Супница пошатнулась, не удержалась, упала и звонко разбилась в относительной темноте.
— К счастью, наверное… — подал парень свой хрипловатый голос. Он очень давно не сообщал никому такие нюансы.
— Прости, но ты сам виноват, — сообщила девушка бескомпромиссным тоном, откидываясь на спинку дивана.
Незнакомка смотрелась красиво. Она, кстати, всегда умела легко прочесть по губам парня в окнах напротив, какую именно он поёт песню, сидя ночью на подоконнике с чем-то вроде тетрадки в обнимку.
Пластилин минут стекал по трубам в мозгах собеседников, столь неожиданных, столь подходящих.
— Меня зовут Игрушка, — нарочито безразлично представилась вдруг девушка, миг назад бывшая совершеннейшей незнакомкой для Наблюдателя, который, кстати, в этот самый миг представлял, как красавица Комсомолка — чуть смуглая брюнеточка из магазина продуктов — пытаясь общаться с ночью, шелестит телефонной игрушкой, плюсуя смешные Любови для себя одной. Красотка Комсомолка, чуть смуглая и с чёрной чёлкой, смахнув росу желаний со своего сексуального носика, уносится в далёкие пространства, когда Игрушка спрашивает:
— Ты, видимо, живёшь один?
Парень, несколько напуганный подобным вопросом, утвердительно кивнул.
— Наверно, ты из тех, кому нужно, чтобы с ними всего лишь трахались те, которым нравятся они сами?
— Вовсе нет, — парень заметно смутился на правду. Бывшая незнакомка, словно совершенно клёвый денёк в несовершенной жизни, смеётся в полутьме комнаты. Тихонько и мягко.
— Ты по чему-нибудь скучаешь? — другой вопрос.
— По самым лучшим снам… — другой ответ.
— Тебе хорошо со мной вдвоём? — Игрушка, похоже, решила достать Наблюдателя странными вопросами.
Мокрая тишина повисла вокруг, как сердце ангела, попавшее в повороты винта.
— И тебе не кажется глупым выражение «разбитое сердце»? — девушка заулыбалась тьмой на доли клыкастых частей минуты, примерно секунды на четыре. — Сердце ведь изначально разделено на камеры.