Как же…
ведь я же…
дома?..
ПАВЕЛ ЧЕРЕПЮК
КОНЕЦ ПУТИ
Выходные на даче у Мармеладовых удались на славу. Праздничный субботний обед: стол накрыт различными яствами, интересные беседы, ароматный коньяк. Потом во дворе поставили фаммофон и все танцевали. Какая прекрасная эта Анна Мармеладова, подарила мне целых три танца за вечер, хоть были и другие кавалеры постатнее меня. Мар мел адовы всегда очень добры ко мне и приглашают на свои приёмы на даче. Они знали моих родителей, земля им пухом. Кроме фамилии они мне ничего не оставили. II меня представляют и знают только как сына офицера со знатной фамилией. Но и этого достаточно, ведь эта фамилия открывает мне двери в высшее общество. Туда, где не место простым служащим, каким я и являюсь. Воскресенье после обеда, пора возвращаться в город. С утра в понедельник мне на службу в контору, эго место с приличным жалованьем я получил тоже благодаря тому, что там помнили моего отца.
Хоть и платят мне неплохо для конторского служащего, но этих денег не хватает на излишки. Мне пришлось долго откладывать на тог костюм, что сейчас на мне. Не появляться ж мне в таких домах, как дача Мармеладовых, в одежде из дешёвой ткани, в которой я хожу в контору. Но как я не берег этот дорогой костюм, скоро мне придётся его нести в ремонт. Потому и экономлю каждую копеечку. Что мне неплохо удалось в эти выходные, ведь питался я харчами Мармеладовых. И ещё смог сэкономить на дороге: тупил билет в оба конца на трамвай. Остальные гости во дворе курили, договаривали беседы, что не успели договорить за выходные, и лениво занимали свои экипажи. Заказывать экипаж — непозволительная роскошь для меня. Я распрощался с радушными хозяевами и сослался на то, что хочу напоследок прогуляться и подышать свежим сосновым воздухом пущи, а сам пошёл на остановку фамвая. Меня б с радостью подвёз кто-нибудь из гостей, но я заверил, что меня заберёт уже заказанный экипаж. Разрушать иллюзию того, что я вполне обеспеченный человек со значительным наследством, мне совсем не хотелось. Только общаясь в высшем обществе на равных, я мог надеяться, что моя жизнь сложиться удачнее, чем у многих разорившихся дворян, у которых кроме фамилии ничего не осталось. Меня не радует перспектива превратиться в нахлебника, как отпрыску знатного рода, лишенному наследства.
В салоне трамвая кроме меня находилось ещё четверо пассажиров. Наверно, большинство отдыхающих хотели растянуть это тёплое осеннее воскресенье подольше и не спешили возвращаться. На следующих рейсах пассажиров будет значительно больше. Это, возможно, последние тёплые выходные, ведь уже начался октябрь, и между вечнозелёными соснами-великанами ютились клёны и дубы с пожелтевшей листвой. Со звонком и треском электричества на проводах трамвай отправился в путь. Вот резные деревянные дачи с башенками остались позади, и мы выехали из Пущи-Водицы. II сразу трамвай оказался, словно в туннеле, в густом лесу. Трамвайный путь впивался в пущу, словно шахта в гору, прорезая ее насквозь и соединяя дачный посёлок с городом. В окнах мелькали стволы высоких сосен и жёлтые, оранжевые, красные пятна лиственных деревьев. Но, несмотря на яркие краски, что-то таилось в лесу, первобытное, пугающее. Глубокие тени между деревьев вызывали тревогу. Пасмурный день постепенно завершался, и вместе с сумерками на лес опускался туман. Серая мгла лоскутами цеплялась за ветки.
От пейзажа за окном начало рябить в глазах. И между двух сосен, что росли у самых путей, я заметил бледное лицо старухи. Видение… ведь не могло же существовать столь высокого человека, чтоб, стоя на земле, его лицо достигало уровня моей головы в окне трамвая? Или эта старуха забралась по шершавому стволу? Всего лишь видение, обман зрения, вызванный сумерками и туманом. Но моё настроение помрачнело, как и октябрьское небо над лесом. Непонятная тревога угнездилась в сердце.
Чтоб ни думать о неприятном происшествии, я решил отвернуться от окна. Только сейчас я заметил, что все четверо пассажиров, как и я, едут без компании. Каждый из них занял место у окна и, не отворачиваясь, смотрел на лес, Напротив меня сидела женщина, на вид около фидцати, в старомодном убранстве: чёрное платье с декольте дополнял такого же цвета корсет и шляпка с перьями. Лицо скрывала тень чёрной вуали. Возле неё стояла сумочка и чёрный зонт. Через сиденье от меня сидел широкоплечий мужчина в солдатской шинели. Когда я перевёл взгляд на третьего из пассажиров — пожилого мужчину в коричневом костюме и котелке — то наши взгляды встретились. Он заметил, что я рассмафиваю других пассажиров, и подмигнул. Или мне эго показалось? Или жест мужчины означал что-то иное? Может, он меня узнал? Хоть меня и представляли гостям в доме Мармеладовых, но я, возможно, запомнил не всех. Может, этот мужчина там присутствовал? Я отвёл взгляд к окну, моё лицо в отражение стекла выглядело бледным и уродливым, сердце сжалось от испуга, а горло пересохло. Стало трудно дышать, словно холодные пальцы сдавили шею, и больших усилий мне стоило просто сглотнуть. Нет, это омерзительный лик не отражение, сморщенное лицо принадлежало отвратительной старухе за окном. На этот раз видение продлилось дольше, и голова, что меня напугала, находилась совсем близко к стеклу. Мои мокрые ладони вцепились в брюки. Я отдёрнул руки, чтобы не измять дорогую ткань. Но поздно, теперь штаны нужно снова нести на глажку. Эта неприятности лишь на мгновение отвлекла меня от того страха, что я пережил. Сделав несколько глубоких вдохов, я снова посмотрел за окно, и моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Вновь этот бледный лик! Трамвай притормозил на повороте, и я смог рассмотреть старуху. Её голова держалась на длинной шее, которая переходила в скрытое тёмными лохмотьями худое высокое тело. Она стояла в нескольких шагах от рельс, и я смог приблизительно оценить её рост. Она оказалась выше любого из людей, что мне доводилось видеть. Мы тронулись, и старуха осталась позади. Неужели никто, кроме меня, не видел её? Мужчина в шинели был безучастен, женщина в шляпке смотрела в противоположную сторону. Реакцию мужчины в котелке я не видел, он склонил голову к груди, наверное, заснул. Четвёртого пассажира, что сидел в самом начале вагона, я не мог рассмотреть. Над спинкой сиденья виднелась только макушка, замотана в тёмную ткань. Наверное, женщина в косынке. Неужели только я вижу это… создание! Но убедить себя, что оно мне почудилось, уже не получалось, столь чётко видел я его. С каждым разом видение длилось дольше и дольше, а старуха оказывалась ближе и ближе. Может, я сошёл с ума? Другого объяснения для столь отвратительных и пугающих видений я найти не мог. Переборов страх, я снова перевёл взгляд за окно. Лицо старухи находилось возле самого стекла. Трамвай дёрнулся и остановился, и я чуть не ударился лбом о спинку сиденья.