— Думаю, что подхватил эту бубонную чуму, мэм, — сказал он. — У меня на груди какой-то волдырь.
— Ты будешь седьмым из этой спальни, — сказала ему Молли. — Сними-ка свой халат и дай мне взглянуть… Теперь верх пижамы, глупый… Да, у тебя то же самое.
В середине груди мальчика красовалось овальное обесцвеченное пятно — круглое фиолетовое вздутие, похожее на жемчужину, окружённое яйцевидным контуром желтоватой сморщенной кожи.
— Они все такие? — спросил я.
— Они все одинаково выглядят, — ответил Кастенс, — но у Брэдбери такой на руке, у Фелтона на животе, а у Уинтерборна такой красавец — на ключице. И…
— Стой спокойно, — сказала Молли, пока она мазала вздутие лосьоном и перевязывала. — Не болит?
— Ну, скорее пульсирует, но не болит на самом деле.
— Я кладу пластырь на твой волдырь, так что не расчёсывай его. Приходи ко мне утром.
— Хорошо, мэм… Не думаете ли вы, — добавил он, сражаясь с рукавами своего халата, — что это укусы москитов?
— Может быть. Так что воздержись от игр и приходи в мою процедурную утром и вечером.
— Кастенс, — спросил я, — ты знаешь, что происходило на том корабле?
Он посмотрел на меня расширенными глазами.
— Так вы знаете о корабле, сэр?
— Кое-что. Что-то ведь должно было произойти, так ведь?
— Ну, мы захватили судно, знаете ли, — сказал он как ни в чём не бывало, — кого-то прикончили в драке, остальных заковали в наши же цепи. Потом случился шторм — Фелтону приснилось, сэр — и корабль потерпел крушение и разбился. Потом пришёл мой черёд, там не так уж много. Вокруг был сплошь дремучий лес, и огни горели на прогалине, и ещё была огромная штука, которую мы тащили через дебри. Барабаны били как одержимые, и одиножды или дважды эта штука — какой-то идол, я думаю, — спотыкалась и падала наземь, и когда это происходило, каждый вскрикивал.
— Ты знаешь, что это было?
— В моём сновидении это было ночное время. Я мало что видел. Я вместе с другими тянул тросы.
— О чём это вы таком толкуете? — вопросила Молли.
— О, просто об истории с продолжениями, — ответил я, — которую мальчики из спальни Кастенса рассказывают друг другу.
— Я расскажу вам это, сэр, — продолжал Кастенс, — я не собираюсь быть, как они…
— Они?
— Люди, которых мы связали. Мы тоже взяли их с собой в лес, и…
— Джеймс, прошу, — сказала Молли. — Сейчас уже время ложиться в постель… Теперь ступай в спальню, Кастенс, и старайся не расчёсывать.
— О, оно вовсе не зудит, ничего такого. От него идёт ощущение чего-то живого, вот и всё, своего рода слабое постукивание, как будто сердце птички бьётся, когда ты берёшь её в свои пальцы… Сладких снов, мэм… Доброй ночи, сэр.
Когда он ушёл, я сказал:
— Доктор Холлидей был сбит с толку этими воспалениями, не так ли? Что он заключил?
— Он считает, что это могут быть укусы насекомых какого-то вида.
— В самом деле?
— Я не знаю. Никогда не видела ничего подобного прежде.
— А я думаю, что видел, — ответил я. — Этот волдырь на груди Кастенса был похож на глаз — глаз с катарактой или полупрозрачной плёнкой на нём… Они что, все такие?
— Да, все. Теперь, после твоего замечания, полагаю, что они отдалённо напоминают форму глаза.
— А у кого-либо из мальчиков есть более одного такого волдыря?
— Полагаю, что — нет.
— Забавно, что вспышка этой заразы произошла, по большому счёту, в спальнях выпускников.
— Это навело меня на мысль, что доктор был не прав, запретив водные процедуры, но, надо полагать, он знает, что делает… Так что это за мрачная байка была такая, которую Кастенс пытался выложить тебе, пока я готовила его к постели?
— Не уверен, что понимаю. Тут есть какая-то связь с джу-джу фетишом Уинтерборна — этим циклопским идолом, знаешь ли.
— Ох, — выдохнула в раздражении Молли, — они опять притащили эту мерзкую штуку в свои спальни. Пусть только я найду её в кровати кого-то из них. Я же говорила им, что если увижу ещё раз эту гадость в спальне, то конфискую её.
— И как они это восприняли?
— Ха, обычным бурчанием. Но они точно уяснили, что я имела в виду.
— Молли, — сказал я, — не стоит ли нам подождать полчаса или около того, а потом совершить проверку спален выпускников? Мне хотелось бы знать, у кого будет этот фетиш сегодня ночью.