Стас бросился к себе на этаж и влетел в квартиру. Вокруг было темно, будто ночью. Горели лампы, которые никто не включал. Стас сумел запереть дверь, несмотря на то, что почерневшие пальцы не слушались. Тапочки хлюпали по воде, в ванной плескалось. В квартире снизу что-то скребло потолок.
Мир за окном исчез в дожде, растворилась даже высотка. Мрак разгоняли только огни крана, который больше не походил на букву Г. Стрела извивалась и скручивалась кольцами, в кабине проклёвывалось красное, моргающее. От каркаса отделялись новые металлические отростки. Покрытые прожекторами щупальца переплетались в ливневой стене, скрежетали, блестели в неживом свете.
Стас слышал, как стучит в висках кровь, как стучит в окно тьма. Он почесал переносицу изогнутым когтем, вспоминая случай трёхлетней давности. Сел перед компьютером и оставшимися пальцами вбил запрос в поисковик. Мерно гудел системник, работал Интернет, поскрипывало кресло. Всё как обычно. Если бы ноги не срослись с промокшими тапками и кто-то не пытался вломиться в квартиру через внешнюю стену на высоте восьмого этажа.
По экрану ползли строчки старых новостей. На другом конце страны исчезла новостройка — вернее, так только показалось, потому что целый день лил сильнейший дождь, и видимость была нулевая. Другие здания района просматривались, хоть и плохо, а это — нет. Но когда непогода утихла, только что сданная многоэтажка выглядела давно заброшенной. Гигантские трещины по всему корпусу, пустые глазницы окон, обвалившиеся балконы. Запустение царило и внутри — здание будто пережило войну. Осколки ступеней и штукатурки в подъездах, копоть, выбитые двери, пожравшая стены плесень. Заселиться туда успело четыре десятка семей, никого так и не нашли.
В доме погас свет, и фотографии аномальной высотки сгинули в небытие. У Стаса остались только звуки.
Шаги наверху, шуршание снизу, движения в стенах, стрекот, свист…
Кап-кап повсюду.
Он добрался до полки и нашарил телефон. Включил фонарик, отгоняя шевелящуюся вокруг тьму. Подумав, взял из шкафа ещё кое-что. На дисплее горели три полоски сигнала, не так уж и плохо, но Стасу некому было звонить. Десяток ненужных номеров в записной книжке, третий месяц ровно сто сорок четыре рубля на счёте. Его никто не хватится. О нём никто не будет грустить.
Стас задёрнул шторы, чтобы не видеть, как снаружи накатывает чернота. Как то, что живёт в ней, оплетает дом. Внутри хлюпало и чавкало. Трескались перекрытия, хлопьями осыпалась мебель, расплавленным шоколадом стекал потолок. Вот-вот к нему провалится соседка, и тогда Стас проверит свою догадку. Он не сомневался, что не будет никаких сапог на огромной платформе.
Новые суставы, чёрная шкура, когти… Стас почти не чувствовал рук, да и не руки это теперь были. Но раскрыть зонт у него получилось.
Дом всегда был наполнен звуками, а сейчас их стало слишком много. Половину Стас уже не узнавал. Он поднял зонт над головой и стал ждать. Медленно растворяться в звуке, который всё изменил.
Кап-кап.
Кап-кап.
Кап…
Дмитрий Николов
Костюм
Иван Калитин скинул неприятно пахнущие кроссовки в прихожей и сразу бросился на кухню. Резать не было ни времени, ни сил, поэтому он выхватил из пакета ещё тёплый батон и, рухнув на хлипкий табурет, принялся жадно и бездумно кусать горбушку, время от времени отплёвываясь от зажёванного полиэтилена. Укоротив хлебобулочное на треть, он отправился в душ, где сбросил опостылевшую одежду, юркнул, матерясь, под холодную — третий месяц отключки — с ржавцой, воду. После, собрав в охапку попахивающее шмотьё, голым добежал до кровати и шмыгнул под одеяло, предварительно швырнув вещи в угол, символизирующий шкаф.
Иван так и называл эту квартиру, и вообще всё, происходящее с ним — символическое.
Символическая квартира представляла из себя комнату с обоями в струпьях, где стояла продавленная кушетка странной длины, при спанье на которой пятки свисали вниз, и тумбочка без дверцы. Единственный чистый угол в комнате, за которым хозяин следил, назывался шкафом — туда отправлялся извечный и практически единственный Ванин костюм — оранжевая кофта-кенгуру с капюшоном и линялые джинсы. Был ещё наряд выходного дня для развлечений и визитов, который лежал завязанным в кулёчек и по назначению не применялся. Домашние спортивки и майка тоже пылились в шкафу — после смены не тянуло бродить по дому, а короткие перебежки между кроватью, туалетом, кухней и снова кроватью до зимы можно было делать в трусах.