Стали они озираться в надежде увидеть вора, способного на такой мерзкий поступок. И увидели, да не одного, а троих — крысолюдей, сгорбленных, с длинными голыми хвостами и горящими алым огнём глазами. Эта дерзкая хихикающая троица стояла поодаль, никуда не собираясь уходить, тем более бежать.
— Отдайте! Отдайте нам нашу Вечность! — закричала девочка в жёлтом. — Медведь, помоги нам!
Медведь двинулся к крысам, но те стояли и смеялись над ним, издевались, святотатственно подзуживали, словно Медведь не был Повелителем Вселенной, а всего лишь игрушкой.
Медведь очень старался настичь воров, но не смог. Чем быстрее он мчался, тем сильнее прирастал к одному месту.
— То, что упущено, не вернётся, — сказал один крыс, подкидывая на ладони вечность девочки в синем.
Его ужасные жёлтые резцы сверкали, подобно карающим мечам.
— Ни один Император не восполнит потерянное. — Другой крыс бросил в рот Вечность девочки в зелёном.
— Всё тлен! — хихикнул третий крыс, превращаясь в могильного червя, который тут же зарылся в землю и исчез.
Его сообщники, желая, очевидно, ещё сильнее расстроить девочек, растаяли в воздухе, оставив облако трупного зловония.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Теперь и девочки слышали этот звук, словно неподалёку от них, рядом с городом, с планетой стояли громадные часы.
И часы эти планомерно, неумолимо отсчитывали каждый миг.
— Не могу подняться, — слабым голосом произнёс девочка в зелёном. Из-под ее подола полилась кровь, нижняя белая юбка мигом стала влажной. — Умираю…
Девочка в синем засмеялась стеклянным дребезжащим смехом. На лице ее выступили сине-жёлтые пятна, одна сторона опухла, на шее появились следы чьи-то пальцев.
Через миг она уже висела, покачиваясь, над пледом с игрушечным сервизом. Верёвка сдавила ее шею, язык, влажный, вывалился между губ.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Девочка в жёлтом повернулась, чтобы обнять своего Медведя, но тот исчез. Вместо него стоял рядом с ней мерзкий господин. Глядя на неё, он презрительно кривил жирные от щей губы и что-то говорил.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Из девочки в жёлтом один за другим лезли окровавленные младенцы. Оказавшись снаружи, они ползали туда-сюда, точно черви, и повсюду оставляли кровавые отпечатки своих ручонок.
И они кричали — вопили, как могут вопить только новорождённые.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Девочка в жёлтом оплыла, словно комок теста. Младенцы облепили ее, продолжая вопить, а жирногубый господин хлопал, довольный, и хохотал беззвучно.
Облетало дерево.
Умирала трава.
Времена года неслись галопом.
Солнце то жгло, то налетала метель.
Чугунная ограда парка рассыпалась в прах. Следом унесло ветром то, что осталось от пансиона, от домов по соседству, от улицы, города, мира.
Всё стало тленом.
А потом явилось Время. Печальное. Скорбное. Утешающее.
Однажды художник изобразил его скелетом, вооружённым косой, и нарёк Смертью. Так и повелось с той поры.
Взглянула Смерть на подруг и тяжело вздохнула. Взмахом косы отрубила девочке в жёлтом уродливую голову, другим взмахом избавила от агонии девочку в зелёном, осторожно сняла девочку в синем с дерева. Ее голову Смерть положила в корзинку вместе с другими.
— Я их честно предупреждал, — сказал мальчик на велосипеде.
— Я сделал всё, что мог, — поклонился чиновник по особым поручениям.
Он взял корзинку с головами девочек и с подобострастием всякого опытного служаки взглянул на Смерть.
— Всё тлен, — сказала она.
Втроём они пошли через парк, которого уже не было, оставив Пучеглаза, Кису и Медведя сидеть в траве, чья память сгинула навечно.
— Жаль всё-таки, — квакнул Пучеглаз. — Тик-так.
Взял он чашку и начал прихлёбывать обжигающий игрушечный чай.
И вкус у чая был чёрный-чёрный, словно у леденцов небытия.
Последний Nevermore
Если достаточно долго плутать, обязательно куда-нибудь придёшь.
Олечке Смуриной повезло — она нашла путь, который совершенно неожиданно привёл ее к дорожному указателю.
Вот что было на нем написано:
«Когда явится Ворон Линялый, сбудется пророчество».
Указатель висел криво, и краска на нем потрескалась.
— Думаешь, нам надо туда? — спросил Человек-рыбка.
Он был любимой игрушкой Олечки Смуриной, единственным настоящим другом. К тому же, в отличие от себе подобных, Человек-рыбка обладал разумом и умел говорить.