Станислав Курашев
Первая луна декабря
Я живу за чертою летопогоды, в квартале первой луны декабря, и у нас здесь всегда минус четыре градуса Фаренгейта.
Моё имя — так начиналась одна старинная книга, которую я читал в детстве — Тереза Мария Берта Авель, или просто — Авель.
Моя жизнь проста, безыскусна, и в ней нет ничего интересного, мои родители умерли, когда мне было три года, от циркониевой лихорадки, которую мне удалось пережить, но где-то глубоко внутри я всё ещё болен, и иногда, по вечерам, я кашляю, кашляю долго, безысходно, и вспоминаю о том, что также кашляла моя мать перед смертью.
Живу я в небольшой комнатке в многоквартирном доме, которая осталась мне от родителей.
Работаю я на заводе, на конвейере, там, где производят разноцветные кубики многоразового рисового супа. Я должен выбирать из кубиков на конвейере синие кубики и складывать их в коробки, а дальше на конвейере складывают в коробки кубики других цветов.
Синий цвет я ненавижу.
Все мои утра одинаковы. В шесть утра включился кристалл потолка, озарив комнату седьмой симфонией Людвига Вана.
Я пошёл умываться, потом был завтрак и холодный бутерброд с концентратом сыра.
Потом я пошёл на свой завод, утро было тусклым и серым.
Прохожие были одеты в тяжёлые тёплые пальто, и каждый спешил на свою фабрику.
Я шёл медленно и думал о том сне, который снился мне сегодня — жаркий день в квартале четвёртой луны августа, я лежал на берегу моря и вдыхал отчётливое тепло солнца, пока меня не окликнула какая-то девушка — Авель… и я понял, что я ее люблю… а она — любит меня…
В кварталах летопогоды я не был ни разу, и море видел только в кристаллах сна.
Я закурил первую утреннюю сигариллу, и сердце отозвалось привычной болью.
На заводе всё было как всегда — синие кубики, пятнадцатиминутный перерыв на обед и снова синие кубики.
После работы я не пошёл сразу же домой, а свернул в сторону реки и ее бесконечной набережной.
Исеть была закована в холодный торжественный лёд, в ее чёрных снах вода была свободной, освобождённой ото льда в летомесяце под названием июнь.
Исеть была покрыта льдом ещё задолго до моего рождения, и ее лёд был испещрён снежными тропами тех, кто хотел сократить здесь путь.
Прохожих на берегу реки не было, все уже разошлись по домам к источникам искусственного тепла.
Я посидел на парапете набережной, куря сигариллу, и тоже пошёл домой.
По дороге домой я встретил двух леточеловек, их плащи были окрашены жёлтым, дымчатым светом, я обогнул их, чтобы случайно не коснуться силового поля, под защитой которого они находились.
Что они делают здесь — вот чего я не пойму, ведь здесь нет ничего интересного.
Может, для них это нечто вроде экскурсии, может, они скучают по снегу, так же, как мы скучаем по солнцу и тёплому летнему дождю.
Дома я включил кристалл визора, там передавали новости соседних кварталов — января и ноября.
В ноябре, как всегда, был дождь, а в январе — сильная, сорвавшаяся с цепи, метель.
В январе я был однажды, в детстве, на школьной экскурсии, там было ещё холоднее, чем у нас, и все были закутаны в тёплые шарфы и меховые накидки.
Детей декабря там явственно не любили, и больше я там не был ни разу.
А вот в октябрь — месяц моего рождения — мне путь закрыт, как и во все другие месяцы, кроме января и февраля.
Такие дела.
Все люди застыли в кусках янтаря, но птица — другой самолёт…
По визору началась космострелялка, я приглушил звук и взял свою любимую книгу — письма Марины к Килгору Трауту.
Кристалл потолка излучал сонный голубой свет.
Я лёг на кровать, держа в руках письма другого одинокого человека, такого же одинокого, как я, и даже больше.
В одиннадцать я включил кристалл сна, выпил свои таблетки — снотворное и антидепрессанты — и уснул.
Мне снова приснилось море, оно было мертвенно-зелёного цвета, и на берегу моря был я один, берег был диким и отчуждённым, словно миллион лет назад.
Следующий день был выходной — воскресенье, и мне не нужно было идти на завод.
Ко мне пришла Белка, это моя девочкадруг.
Ей тоже восемнадцать, как и мне.
Знакомы мы уже восемь лет.
Мы выпили псевдозелёного чая и стали собирать паззл — картину какого-то древнего художника под названием «Подсолнухи».