— Ты идешь спать? — Тео зовет с вершины лестницы. — Мне жаль.
Я проглатываю свою гордость, у меня это получается слишком хорошо.
— Уже иду! — кричу я.
Я остаюсь на кухне достаточно долго для того, чтобы он уснул, притворяясь, что протираю стойку на случай, если он проверит наши внутренние камеры наблюдения.
Когда я, наконец, поднимаюсь наверх и ложусь рядом с ним, я молча прокручиваю в памяти день. Удивительно, что Джордан до сих пор живет в поместье. Казалось, он ненавидел находиться в этом городе из-за того, как с ним обращались. Сожаление пронзает мое сердце. Он хороший человек, иначе он бы не стал устраивать благотворительный ужин у себя дома. Я изо всех сил стараюсь подавить чувство вины, которое начинает разъедать меня за наше общение. Не то чтобы я пошла туда, зная или надеясь, что увижу его.
Наш цифровой будильник издевается над моими попытками заснуть, красные цифры мигают каждую минуту. Я не могу перестать воображать образы поместья. Двор выглядит таким безжизненным, и, кажется, никто не собирается заниматься его благоустройством и восстановлением. Конечно, до сегодняшнего вечера я никогда не видела его при дневном свете, но, конечно же, он не всегда был таким лишенным жизни и красок. Я натягиваю одеяло до подбородка и смотрю в потолок, пока мои глаза не начинают смыкаться от усталости. В конце концов, сон затягивает меня, и, клянусь, я улавливаю аромат березовых листьев, оставшийся на моей коже, когда я, наконец, засыпаю.
Глава 2
Джордан
Сегодняшний вечер знаменует собой начало конца. Сейчас у меня настроение лучше, чем за последние годы. Главным образом потому, что я опьянен истерическими мольбами, исходящими от куска дерьма передо мной. Все элитное шампанское, хранившееся в погребе дома, находящегося сразу за дверью этого сарая, не могло бы доставить мне такого же удовольствия.
— Вам не обязательно этого делать. Я выпишу чек!
Я уже слышал эти слова раньше.
— У меня есть жена!
Которой он изменяет уже более десяти лет.
— Я могу подобрать тебе любую женщину, какую ты захочешь. Давай что-нибудь придумаем.
Этот идиот действительно понятия не имеет, почему я здесь. Я выбиваю ножки из-под деревянного стула, к которому привязан Майкл Лейн. Треск его головы о землю, словно музыка для моих ушей. Он продолжает бездумно чертыхаться сквозь сопли, слезы и кровь. Видя его в том же состоянии, как и у жертв, которых он оставил после себя, я улыбаюсь. Это, кажется, еще больше его злит.
Он мотает головой из стороны в сторону.
— Просто скажи мне, кто тебя послал. Дай мне шанс, чувак.
Я расхаживаю вокруг него, засунув руки в карманы, просто чтобы заставить его нервничать. Не то чтобы он еще не напуган. Он был в ужасе в тот момент, когда пришел в себя и увидел, что я стою над ним.
— Я буду говорить коротко и мило. Коротко для тебя, но мило для меня, — я останавливаюсь, поставив ноги по обе стороны от его головы. — Ты причинил боль многим женщинам, Майкл.
— Они были шлюхами. Наркоманками. Их использовали тупо для грубого секса.
— Так ты очищаешь свою совесть? — спрашиваю я, постукивая носком ботинка по его левому виску.
Он думает, что речь идет о секс-работницах, на которых он напал. Это часть основной причины, но сейчас он привязан в садовом сарае не поэтому. Этот момент мой любимый. Когда такой негодяй, как Майкл, приходит к пониманию того, что он больше не контролирует ситуацию.
— Что, по-твоему, я сделал? — выплевывает он, но его речь звучит невнятно из-за потери крови и отсутствия зубов, — Измена жене не является преступлением. Эти женщины были согласны!
— Нет, но покупка и продажа женщин — совсем другое дело, — отвечаю я, низко приседая и упираясь локтями в колени, отчего мое отражение маячит в его треснувших очках. — Имя Пенелопа Уайлд говорит тебе о чем-то?
Его глаза округляются от явного шока и осознания. Когда он, наконец, открывает рот, чтобы заговорить, я вытаскиваю нож из пиджака и провожу им по его горлу. Он дергается, отчаянно пытаясь не схлопотать смертельную рану. Я переступаю через него и оставляю его захлебываться собственной кровью.
Задний двор все еще пуст, когда я иду по лужайке. В новом доме на набережной справа от меня свет горит почти в каждом окне. Богатеи и их гребаные вечеринки. Все они не обращают внимания на опасность прямо возле дома, их убаюкивает ложное чувство безопасности благодаря новейшим системам охраны. Когда обнаружат тело Майкла, эти люди подумают, что находятся в своей гребаной версии сериала «Улика».
Я уже открываю боковые ворота, готовясь заняться сыном Майкла, когда меня останавливает грохот металла, сопровождаемый приглушенными ругательствами. Слабое сияние оранжевого света исходит из теплицы в нескольких футах от меня. Было бы проблемой, если бы меня кто-нибудь увидел. Хотя, скорее всего, это просто очередной руководитель среднего возраста, который ищет место, где можно нюхнуть кокаин.
Я выхожу через ворота и иду вдоль живой изгороди, останавливаясь, когда мне открывается прекрасный вид на блондинку в теплице. Время останавливается, когда я вижу, что это та женщина, которую я узнаю где и когда угодно. Скарлетт сидит на богато украшенной белой металлической скамейке, подперев ногу. Темно-синее атласное платье облегает изгибы ее тела, одна сторона которого задралась, открывая самую красивую киску, которую я когда-либо видел. Она рисует пальцами круги на клиторе, не обращая внимания на зрелище, которое устраивает. Мой рот наполняется слюной. Зрелище чертовски неприличное. Это совсем не похоже на застенчивого и вежливого флориста, который был у меня в офисе на этой неделе. Она не должна быть здесь. Это место наполнено мужчинами, которые без труда заставили бы ее исчезнуть. Что она вообще здесь делает?
Ее голова запрокинута назад, силуэт освещен единственной конической свечой, горящей в канделябре прямо позади нее. Волны шелковых волос цвета кукурузы струятся по плечам, раскидываясь концами по декольте. Висящая корзина с цветами раскачивается взад и вперед у ноги, которую она поставила на землю. Это объясняет звук, который я услышал. Мне нужно уйти отсюда. Мне нужно вытащить ее отсюда, но мои ноги словно приросли к месту. Я ненавижу перемены в планах, но она всегда будет в приоритете.
Покажи мне свое лицо.
Словно услышав мое молчаливое требование, ее голова поднимается вверх, а колени сдвигаются вместе. Скарлетт поворачивается, осматривая окрестности. Ткань ее платья колеблется, как поверхность воды, потревоженная брошенным камнем, когда она встает. Кажется, какое-то время она ведет с собой внутренний диалог, что-то обдумывая. Может быть, она чувствует, что я смотрю?
— Скарлетт! — откуда-то неподалеку раздается мужской голос. — Детка!
Она вздрагивает, чуть не спотыкаясь о собственные ноги. Ее полные губы принимают форму буквы О, чтобы наклониться и задуть свечу, при этом проводя руками по своему восхитительному телу.
Они трясутся?
Она выбегает из оранжереи и направляется к фонтану, установленному посреди двора.
— Я тут! — кричит она, присаживаясь на край.
Я невольно представляю себе ее образ несколько минут назад, с широко раздвинутыми ногами и каплями рассеянного тумана, покрывающими ее кожу. Я качаю головой, чтобы отмахнуться от этого, зная, что стоять здесь безрассудно. Вселенная, будто, слышит меня, и ее голос разносится по ветру, проникая в мою голову, как песня сирены. Она обхватывает себя руками, когда приближается мужчина. Защитный язык тела еще больше подогревает мой интерес. Все, что я вижу, это его затылок и бирку с размером, торчащую из-под воротника плохо сидящего на нем костюма.
— Почему ты прячешься здесь?
Маленькая лгунья не задумывается ни на секунду.