Ким не мог поверить, что крестьяне до этого никогда не видели собственную кровь, поэтому не понимал всех этих волнений. Один из местных подкатил валявшийся неподалеку чурбан, и руку положили на него. Сначала Ким подумал, что для того, чтобы было удобно перевязывать, но когда рядом оказался доброволец с топором наготове, Молния переосмыслил происходящее.
Рукав рубахи был разодран до самого плеча, и все стоявшие вокруг, как и скулящий крестьянин, словно зачарованные, смотрели на рану. Так внимательно, что Ким даже и не сильно удивился, когда увидел, как кожа вокруг раны начала чернеть. Палач замахнулся, чтобы отрубить руку почти у локтя, – местные были очень педантичны и ничего не оставляли на волю случая.
– Дайте мне минуту, – негромко произнес подошедший Вик. – У вас еще будет время, чтобы решить вопрос по-своему.
– У тебя нет минуты, – сказал палач, но топор опустил.
Виктор кивнул и поднес ладонь к ране. Стоны крестьянина превратились в крик, из раны толчками пошла кровь, теперь почти черная, кожа и мышцы вокруг раны начали пузыриться, как будто их держали на сильном огне. Но кровь при этом не успевала запекаться – она шла и шла, постепенно светлея, пока не потекла совсем уже алая, лишь немного темнее артериальной. В этот момент и сама рана зашипела, стягиваясь и моментально свертывая кровь.
Крестьянин потерял сознание, но маг придержал его от падения. Теперь уже и он, как до этого остальные, внимательно смотрел на руку раненого, только выше раны и ожога от лечения. Смотрел долго вместе со всеми. Палач так и держал в руке топор, готовый по первой команде все же исполнить приговор. Дюжина крестьян, сгрудившихся вокруг, тоже стояли тихо и даже не моргали, как будто состязаясь в том, кто из них первым заметит зловещие изменения.
– Жить будет, – в конце концов заключил Виктор.
Кожа выше раны не чернела, только побледнела, как и лицо крестьянина, – от боли и потери крови.
Все выдохнули одновременно.
Виктор похлопал излеченного по щекам, но добился лишь слабого мычания. Пожал плечами:
– Как придет в себя, накормите от пуза. А то я из него треть крови выдавил. Вы знаете, что бы с ним было? Кто-нибудь может мне рассказать? Кто-нибудь уже это видел?
– Было раз, – сказал палач, теперь уже в отставке. – Малец тут один повздорил с этими… – Крестьянин махнул в сторону лежащих вповалку обозников, и продолжил: – А у них ножички такие есть, злодейские. Так вот они чирк его этим ножичком и просто придавили к земле. Подождали всего ничего, а он уже весь почернел, стал темно-серым, умер и тут же к ним и прибавился. Минуты не прошло, а ему уже и меч выдали, и за собой повели. Его потом подрезали, конечно, добрые люди, не дали душе грешной вечно маяться. И тех тоже подрезали… – Глаза бывшего палача блаженно зажмурились. Не оставалось сомнений, что сокращение численности обозников, как живых, так и мертвых, прошло не без его участия. – Тут либо сразу конечность рубить, либо потом мертвеца на куски разделывать. Они, как только перерождаются, вообще никаких команд им не надо – сразу драться лезут. На всех, кто без клейма и живой.
– Клейма? – переспросил Вик.
– Ну вы же видели, уважаемые, – снова махнул крестьянин в сторону валяющихся по всему полю трупов. – Они же не просто так снова встают. Есть три способа. Либо ножичек, отравленный некрозом, либо чтобы некромант рядом сильный был, а таких вообще-то мало, либо клеймо. Тогда они сразу после смерти снова и встают. Или даже слабый некромант их может моментально обратить – если с клеймом, они их сразу из живых да в мертвые. Они, бедолаги, все с клеймом ходят. Тоже жизнь та еще. Чуть что не по-евонному – и нет человека, один мертвец.
– А вы откуда, такие незнающие? – полюбопытствовал один из крестьян, самый старший и, судя по всему, главный в этом поселении. – А то мы тоже туда хотим, где о вещах таких и слыхать не слышно. У нас, вишь, тоже вроде было и получше времечко. Вроде и недавно, а вроде и век прошел.
– С обозом надо разобраться, – лишь ответил Вик.
– Ты понял, что теперь даже ранения опасны? Только и делай, что уворачивайся. – Мугра бросил вопрос за спину, к другому концу бревна.
Другой конец тащил Брентон, но ответить он не успел. Вместо него сказал Виктор:
– Не волнуйтесь. Мне надо еще кое-что прикинуть, и к вечеру будет противоядие. Некроз вам будет не страшен.
– Ну да, и без него есть о чем заботиться, – согласился Брентон.
Вместе с Мугрой они одновременно сбросили бревно к остальным.
Они готовили самый большой погребальный костер, который когда-либо видела Сунара. Должно быть, чемпион среди костров по эту сторону гор. Всем хотелось поговорить, но пока это удавалось сделать лишь урывками, таская дрова, хворост, бревна – все, что горело, к тому месту, где крестьяне сгрудили вместе шесть телег да стащили туда же валяющиеся на поле трупы обозников.
Виктор насчитал в телегах больше сотни тел, и он торопил всех, так как не до конца понимал, на что способна некромагия, как она действует и не начнет ли через мгновения вся собранная обозниками подать вставать с телег и кидаться на живых.
Трупы были в каком-то странном стасисе. Они не разлагались, не пахли, просто лежали, странно одеревеневшие, как будто замороженные – но не холодом, а чем-то другим, что позволяло сохранить их для церемонии воскрешения. От которой теперь Виктор надеялся их избавить.
Виктор с удовольствием еще повозился бы с наваленными на телеги трупами, изучая это странное заклинание, позволяющее так долго сохранять неизменной мертвую плоть, но его подгонял страх. Поэтому он лишь попросил оттащить один труп в сторону и внимательно за ним приглядывать, пока не будут сожжены остальные.
Первый погребальный костер, из-за которого началась эта стычка у деревни, уже догорел, когда они наконец подожгли новый. Он был огромен – деревенские даже развалили пару сараев, чтобы быстро добыть топливо, но Виктор по-прежнему опасался, что и его будет недостаточно для того количества мертвечины, которое им предстояло сжечь.
Лошадей распрягли и отогнали подальше от повозок. Костер был сложен не слишком аккуратно, но это было неважно – они сейчас больше думали не о красоте церемонии, а скорее о быстром избавлении от потенциальной проблемы. Крестьяне щедро поливали бревна, повозки и трупы дегтем, чтобы добавить жару огню и заставить его разгореться еще быстрей. В конце концов Виктор кивнул, и кто-то из местных первым бросил в центр костра факел. Вслед за первым полетели еще несколько, разжигая пламя с разных сторон.
Уже через минуту всем пришлось отходить назад, настолько сильно начал разгораться огонь.
– Куда вы теперь? – спросил Виктор местного старосту, одновременно притрагиваясь к мертвому телу – последнему, оставленному специально для мага.
– Подальше отсюда. Раз до ваших краев нам не добраться, значит, просто подальше, пойдем на запад, насколько сможем, пока уж совсем в болота не упремся. Будем есть лягушек, если придется, все лучше, чем оставаться. Думаете, вы первые обоз перехватываете? В том-то и дело, что нет. Но если мертвецов подрезать еще позволяют – то ли глаза закрывают, то ли руки у них до всего не доходят, то обоз еще ни разу не прощали. Всех в округе через ворота пропустят, еще живыми, чтобы все перед смертью почувствовали. А некроманта вообще еще никто не успокаивал до вас, так что тоже…
– Через ворота? – переспросил Виктор.
– Вы действительно издалека, – кивнул староста. – Нет, я больше не спрашиваю, если нельзя вам этого говорить, то и не надо, тем более что вы нас спасли сегодня. Ворота есть в столице. Главные ворота некроманта. На арку больше смахивают, чем на ворота. Те, кто под ними проходят, превращаются в нежить. Медленно. С болью. Говорят, кричат до одури. Так сильно иногда кричат, что у живых из ушей кровь идет. И такая, говорят, боль, что они даже уже мертвыми кричать продолжают, не могут остановиться. Гвардия нынешнего короля. – Староста презрительно сплюнул. – Так их и делают. Им сразу после превращения прямо к плоти доспехи прибивают, на голову, на плечи, на позвоночник. Ни пробить, ни убить. Хуже, может, только избранные – некрорыцари, но тех хоть мало.