рогие мои! - только отворив дверь, бабушка уже тянулась обнимать меня, расцеловывать, а потом подошла к Яне, и обняла ее тоже. - Яночка, про тебя я уже наслышана. Славик, наверное, тоже про меня говорил. Зови меня баба Маша. Только не по имени отчеству, не люблю так... Давайте, заходите, покормлю вас, устали же. Мы шли вслед за бабушкой. С крыльца шли большие сени, заставленные коробками; бабушка хранила там вещи, которые захламляли ей дом. Она была как раз из тех людей, кто "жил прошлым". Все накопленные за жизнь вещи ей было жалко выкидывать и поэтому они бережно были сложены в картонные коробки, которые, видимо, она брала в местном магазине. Если вам не знакомы деревенские дома, то сени - это небольшое помещение, по типу коридора в квартирах, только обычно неотапливаемое. По крайней мере, мне пришлось объяснять это Яне. У моей бабушки здесь было довольно уютно, летом она выносила обувь сюда, чтобы не занимала место в доме. Зимой у нее хранилось здесь все остальное, а подоконник сеней иногда служил своеобразным холодильником, на них когда-то ставили огромные кастрюли супа, которые не влезали в холодильник, а под старой дедовской шубой в углу хранились банки с вареньем, компотами - в общем, это место служило еще чем-то типа погреба. Или кладовки. Все вместе. Тут даже стоял старый шифоньер, в котором хранились раньше некоторые вещи Анатолия Митрофановича, и, возможно, до сих пор там лежат. В сенях также была небольшая крашеная в красный дверь - да, та самая кладовка прадеда, закрытая на ключ. В доме у бабушки был сделан хороший ремонт. К счастью, сейчас можно было умываться водопроводной горячей и холодной водой из под крана, а не как раньше - тут висел рукомойник, в который каждый раз приходилось наливать воды, чтобы умыться. Многое изменилось с моего детства, что даже навевало мне тоску. Старые круглые коврики, сплетенные самой бабушкой из лент тоже куда-то канули; в последний раз, когда я тут был, они еще лежали на кухне. Сейчас тут стоит только старый деревянный стол, который смастерил дед и пару стульев. На столе до сих пор аккуратно выглаженная любимая бабушкина скатерть, а на стульях надеты чехлы, которые ей дарила моя мама. Кухня была маленькая, да и сам дом не величайших размеров. Бабушка жила сейчас одна, и я даже корил себя, что езжу к ней так редко - наверное, ей тут скучно. Она усадила нас за стол. Я уловил запах фирменного бабушкиного борща - очень его любил. Яна все это время была такая милая и кроткая, меня забавляло видеть ее такой: когда она еле видно улыбается и опускает глаза в пол, хотя в принципе ее стеснительной не назовешь. А сейчас она собрала свои русые кудряшки в хвост, и это сочетание уютного дома и моей любимой девушки было просто лучшим, что я когда-либо видел. Я снял очки, потому что глаза уже устали от такой нагрузки. Правда, сделал я это ненадолго: с моим зрением в -5 только этим и заниматься. Протерев глаза, я налепил их обратно, и теперь Яна заглядывалась на меня. Кстати, в гостях у бабушки я чувствовал себя менее скованным: я улыбался во весь рот, обнажая свои зубы. К счастью, они были не кривыми, иначе бы я еще сильнее ненавидел себя. - Ну, как тебе тут? - этот вопрос был первым, что я произнес за все прошедшее время. - Нравится, - Яна улыбалась. - Так необычно, как в книгах. Кстати да, совсем недавно Яна зачитывалась военной и послевоенной прозой, и, видимо, эти деревенские дома запали ей в душу. Мне даже стало тепло на душе. Бабушка второпях поставила нам и второе блюдо: гречку с подливом. Люблю эту традиционную еду. Дай бог, что Яна не привередлива. Когда мы только-только начали жить вместе, я даже боялся предложить ей что-то подобное, исходя из того, что у себя дома она ела всякие шикарные вещи. Ну, как шикарные, явно, не гречку и не макароны, как я, когда стал жить один. Но оказалось совсем наоборот: она всегда с радостью садилась рядом со мной и подцепляла вилочкой макароны с моей тарелки. Обедая, мы трое молчали. Был слышен только свист чайника и часы, тикающие у бабушки на стене. Хотя нет, как-то романтично. Я совсем забыл про звуки ложки о тарелки и прихлебывание супа. Первой нарушила тишину бабушка, разливая чай. - Ну, рассказывайте, что вас сюда привело? Славик захотел деревню показать городской девчонке? - рассмеялась бабушка. - Что-то типа того... - тихо ответил я. - Но в общем-то, мы здесь немного по другому вопросу. - Интересно, внучок, выкладывай. - В общем, мы разгребли коробку, которую ты нам выслала. И там была фотография деда Толи, где он рисует портрет, помнишь? - бабушка кивнула. - Так вот, у тебя не осталось портретов, которые он писал? Бабушка призадумалась. - Что-то не припомню, чтобы он вообще рисовал портретов... Память-то подводит уже. Ключ от кладовой я тебе в коробку кидала, ты его взял? Поищите сами... Уж старость мне не позволит разгребать там все. Выкинула на днях половину... Вещи какие-то, которые дед твой носил... - Хорошо, ба, я понял. - Ладно, дети, кушайте, - вздохнула бабушка. - Пойду пока прилягу, в последнее время все выспаться не могу... Кошмары одни... Не дожидаясь ответа, бабушка ушла в комнату. Мы с Яной продолжали молча есть. А я все не переставал думать о портрете загадочной девушки. После сытного обеда нам не хотелось бежать в кладовую и разбирать коробки и портреты, и потому я пригласил Яну немного отдохнуть. Бабушка уже уснула на диване в гостиной. В доме было всего две комнаты - зал и маленькая детская - когда-то моя. Все оставалось там таким же, как и было больше десяти лет назад. Желтые шторки на окнах, большой диван-кровать, на который мы с Яной смогли удобно прилечь вдвоем. На стенах даже висели мои детские рисунки, да и шкаф был до отвала забит старыми игрушками. Я, как и бабушка, тоже бы не смог избавиться от всего этого. Каждая вещь в доме напоминала о счастливом и беззаботном детстве. Вот только боль при виде вырезанных дедом игрушек из дерева, только усиливалась. К горлу подступали слезы, когда я смотрел на полочку, на которой стоял деревянный конь. Бабушка даже не убрала с виду вещи деда, здесь все было так, будто бы он до сих пор жив. И все же странно, что вещи своего отца она постепенно выкидывает. Яна положила голову мне на плечо и полушепотом заговорила: - Я бы жила здесь всю оставшуюся жизнь. Никакие курорты, кажется, не сравнятся с таким уютом. И я был полностью солидарен.