— По-моему, с юридической стороны ваши претензии к полковнику Насеру безосновательны, — уколола и мисс Ругон. — Каждое суверенное государство имеет законное право национализировать большие частные предприятия, конечно, за определенное возмещение. Несколько лет назад такой факт имел место и в самой Англии — я имею ввиду национализацию угольных шахт.
— Пусть с юридической стороны наше дело и не совсем обосновано, — сказал я. — Но тут речь о другом: на карту поставлены могущество и стратегические позиции нашего государства, и вы это хорошо знаете. Суэцкий канал — жизненная артерия Британского Содружества Наций. И мы, англичане, должны следить, чтобы ее никто не перерезал. Мы должны любой ценой сберечь свои позиции великой страны, и я считаю, что наше правительство не остановится ни перед какими мероприятиями, чтобы обеспечить наши жизненные интересы.
— Достаточно аморальный тезис, — заметил Вальполь. — Но хватит об этом. Чем даром ссориться, давайте лучше я расскажу вам кое что о древней истории Кипра. Это облегчит вам понимание того, что вы затем увидите в мой траншее.
— Давайте, — сказала Гелен (я мысленно давно уже так называл ее).
— Древними жителями острова были семиты; затем сюда переселились финикийцы. Они основали наиважные города — Саламис, Пафос, Аматус и ввели тут культ своих богов. Позже появились греческие поселенцы из разных племен, преимущественно ионийцы и дорийцы, которые основали девять небольших царств. С восьмого столетия до нашей эры Кипр подчинялся Ассирийскому царству, однако, очевидно, греческие и финикийские князьки продолжали управлять как вассалы ассирийских царей. После падения Ассирии Кипром формально управлял какой-то человек по имени Тирос, пока в пятьсот шестидесятом году Амазис Египетский не завоевал остров. Это очень интересный исторический факт, если взять во внимание, что нынче, наверно, наоборот — делается попытка с Кипра завоевать Египет. История хоть и не повторяется, однако иногда аж через две с половиной тысячи лет к минувшим событиям, добавляет свои, неожиданные варианты…
На этом и закончился рассказ Вальполя. Более того, ему и в этот раз не было суждено показать нам свои раскопки, хотя как тщательно он готовил к этому нас. По капоту мотора вдруг ударил булыжник, величиной с кулак, а за ним посыпались другие. Брызнуло боковое стекло и большой его осколок врезался мне в правую руку; потекла кровь.
— Давите на газ! — крикнул я Вальполю, но он так растерялся, что был неспособен к решительным действиям.
Во время разговора, Вальполь сбавил скорость, и теперь уже было поздно: людская толпа перегородила нам дорогу, и даже мелодичная трехтональная сирена фордовского «Линкольна» не могла их разогнать — на сигнал они отвечали страшным галдежом. Надеясь, что Вальполь попробует прорваться, я спрятал голову за приборной доской и пригнул за собой Гелен. Однако, когда автомобиль остановился, мы снова выпрямились. Я машинально схватился за свой служебный пистолет, который был нашим единственным оружием.
— Ради бога, не вынимайте свой револьвер, — прошептала Гелен. — Вы этим ничего не достигните.
Люди, которые перегородили нам дорогу, имели жалкий вид, их можно было принять за бандитов, но большинство из них не имело никакого оружия. Руководили этой дикой стаей два человека. На них были длинные убогие рубахи из хлопчатобумажной ткани и обувь, которую очень тяжело описать; низы их обношенных штанов были засунуты в самодельные носки из грубой шерсти, которые достигали до их коленей. А за поясами у них я увидел ножи…
— We are Americans! — закричал им Вальполь. — We are no English! Но инглизи! — он употребил даже греческое слово, чтобы убедить, что мы не англичане.
Но, к сожаления, мой мундир отрицал вероятность его возражений. Нас окружили и начали угрожать кулаками, некоторые крестьяне размахивали палками и даже косами. На следующий день мне стало известно, что за несколько часов до нашего появления в этом селе английский танк по неосторожности повалил забор, раздавил две или три козы и этим вызвал серьезное возмущение местных жителей. Для того, кто знает что для бедного кипрского крестьянина коза, не тяжело это понять.
Как и всегда в таких случаях, партизаны, которые блуждают в горах, воспользовались этим несчастьем, чтобы возбуждать людей, подогреть их ненависть и подбить к антибританской демонстрации; безусловно, этот мятеж был делом их рук.
Поскольку нам не было никакого резона связываться с разозленной толпой — особенно потому, что мы вообще не знали языка этих людей, — я заклинал Вальполя включить заднюю передачу и осторожно пробиваться назад. Но он не слушал меня и продолжал уверять их, что мы не англичане. Таким образом наша судьба была в руках тех двух отчаянных вожаков, если сельские жители вообще их слушались.