— Кажется, — сказала она, — между союзниками наблюдается некоторое расхождение мыслей.
— Вы правильно подметили, — ответил Жако. — Мы, французы, хотим действовать молниеносно. Наш вице-адмирал Боржо отстаивает моментальные, стремительные операции. Но сэр Чарльз Кейтли, мадмуазель, — британский генерал — хотел бы это делать очень медленно. Он ученик маршала Монтгомери — который еще во второй мировой войне много чего испортил своей чрезвычайной осторожностью… Этот Кетли испортит нам всю операцию «Гамилькар».
— Гамилькар? — переспросила Гелен.
— Это — название оперативного плана.
— Гамилькарами, — сказал Вальполь, — звали двух древних африканских полководцев. Старший — командовал карфагенскими войсками, которые высадились на Сицилии; кончил он тем, что наголову был разбитый возле Туниса. Да и младший умер не в кровати.
— Ему не хватало парашютно-десантных частей, — засмеялся Жако. — Мы не пойдем по его стопам.
— Если мы будем действовать так неосмотрительно, как вы предлагаете, то и с нами будет тоже самое — сказал я.
Каляканье Жако раздражало меня, и мной овладело желание возражать ему. Разговор становился неприятным, а тут еще вмешался и Вальполь.
— У нас в Штатах, — бесцеремонно заметил он, существует бессмысленный порядок, согласно которого военнослужащим запрещается говорит о своих служебных делах. По-моему, это устаревшая боязнь перед шпионами. Доходит до того, что таким гражданским как я, очень редко случается возможность послушать квалифицированную беседу.
— Вот еще! — уперся капитан. — Мы не боимся никаких привидений. В наше время толковый шпион должен читать газеты: пресса подает обстоятельную информацию. Часто корреспонденты знают больше чем разведка. — При этом он взглянул на Гелен так, словно сказал ей особенно приятный комплимент.
Мне абсолютно все равно, — тихо сказала она, не обращая внимание на его последнее замечание, — как вы хотите завоевать Египет, быстро, как это хочете вы, капитан, или медленно, как предлагает лейтенант Андерсон. Это по сути ничего не меняет, господа… — Она поднялась и сделала шаг от столика. — Это просто ужасно — нападать на маленькую страну, и я ненавижу всех, кто принимает в этом участие. Спокойной ночи!
Я с тревогой глянул вслед Гелен, потом соскочил с табурета и пошел за ней. Мне и раньше, когда мы дискутировали о будущем походе в Египет, бросалось в глаза ее сдержанное волнение. Но так она никогда еще не горячилась. Или она уже хорошо выпила, или болтовня того Жако раздражила ее. Наверно ей хорошо опротивела эта беседа.
Я догнал ее перед лифтом:
— Что с тобой, Гелен? Тебе надоели эти двое?.. Этот Жако просто невозможный хвастун.
— Не думаю, что ты был лучше его, — шепотом ответила она. — Ведь оба вы стремитесь к одному: он — быстрее, ты — немного медленнее, трезвее…Но в конце концов вы найдете общий язык. Вначале «Магическая операция», затем операция «Гамилькар», машина крутится — так же? Падают бомбы, гибнут люди, а вам еще и весело от этого.
— Вы, американцы, обычно, не хотите марать руки, — с гневом бросил я. — Во всяком случай сейчас — нет! Вам хорошо стоять в сторонке и делать из себя вид непорочных.
Я не соображал себя от гнева. После всего, что было между нами, меня чрезвычайно оскорбило то, что она сравнивала меня с этим ветреным Жако. И когда мы спустились на лифте, я подыскивал слова, чтобы также чувствительно оскорбить ее.
Неизвестно почему, она сказала:
— Роджер, у тебя мокрые ботинки.
Я ничего не ответил. Только около ее номера меня прорвало:
— Если действительно бомбы упадут на канал, Ио кое-кто из твоих земляков неплохо заработает на этом. Подскочат цены, особенно на нефть. Мы с Жако, возможно, ляжем тут костями… А там, в Штатах, кто имеет нефтяные источники, как твой отец, будут посмеиваться в кулак.
Гелен смущенно глянула на меня; у нее задрожали губы.
— Тебе, наверно, приснилось, что у нас есть нефтяные источники, — ответила она. — Отстань от меня! Я больше и смотреть не хочу на тебя! Боже, как это все подло!
Она повернулась и, даже не подав мне руку, закрыла за собой дверь; а я продолжал стоять как пень.
В следующие дни шли дожди, и Вальполь сидел дома — поэтому ездить в Акротири было бесцельно. Если этот «почтовый ящик» существовал не только в воображении Тинуэла, то его, конечно, опорожняли только тогда, когда Вальполь что-нибудь туда вложил. С мрачным настроением я бродил по гостинице или сидел возле окна, выпяливши глаза в стекла, по которым каплями стекала вода.