Но данный мне срок проходил безрезультатно. Я сушил себе голову, однако не находил выхода. Иногда меня соблазняла мысль пойти к Гелен, извиниться за свою горячность и все ей объяснить: об том положении, в котором я оказался, про это неясное задание и об последствиях моей возможной неудачи. Мы вот-вот должны были расстаться! Как и обычно, мы встречались в ресторане, однако в наших отношениях не было открытости. Теперь она даже давала преимущество обществу с Вальполем.
В последний день сентября немного прояснилось, выглянуло солнце, над землей висел пар. Было воскресенье, однако Вальполь ездил на раскопки, поэтому вечером я опять двинулся в засаду. Было душно, как в теплице. Помощники Вальполя натянули над траншеей тент, чтобы ее не заливала дождевая вода. На влажном грунте вокруг холма я обнаружил только следы ног Вальполя и его людей. Только на берегу озера, вблизи замка, были чьи-то следы, однако при свете карманного фонарика я не смог проследить, куда они вели. Как и обычно, я ожидал зря.
Вернувшись поздно ночью, уставший и не в очень чистом мундире, я увидел в вестибюле Гелен. Она стояла с капитаном Жако, который держал ее под руку; казалось, что эта парочка только что вернулась из ночной прогулки по улицам Никозии. Они стояли спинами к входу и не заметили меня. Оба говорили на французском языке и я мало что понял из их разговора; однако мне было достаточно и того, что я услышал.
— Тут ничего не изменишь, Орфей, — сказала Гелен. — Послезавтра я вылетаю в Египет. Сегодня пришла телеграмма из редакции: я вынуждена ехать в Каир. Ну, да вы быстро забудете меня.
— Никогда! — уверял Жако, сжимая ее руку. — Конечно, мы и там могли скоро увидеться!
— Возможно, — как-то безразлично ответила она. — Все зависит от того, спуститесь ли вы живым и неповрежденным на своем парашюте.
На меня дохнуло ледяным холодом от ее слов, я даже весь оцепенел. Значит, всему конец. Не обращая на них внимания, я направился к лифту, но он уже не работал. Тогда я начал подниматься по лестнице. Однако они, наверно, заметили меня, потому что я услышал, что кто-то идет следом за мной.
— Роджер, — позвал кто-то сзади. Я не повернулся.
Но возле моего номера меня догнала Гелен.
— Мне кажется, что мы ведем себя как дети, — сказала она. — К чему тут дурацкие ревности? Не пора ли нам перестать играть обиженных?
— Так что же мы — будем разговаривать тут, в коридоре? — спросил я.
Она покачала головой, и когда я закрыл за нами двери, она сказала:
— Роджер, это правда: послезавтра рано утром должна уехать отсюда… мне не хотелось расстаться с тобой, не помирившись.
— Мне тоже, Гелен, — ответил я.
— Твои руки пахнут бензином, — сказала она через некоторое время, и мундир грязный. Где ты был?.. Да ладно, не хочу уже ни о чем спрашивать. Зачем всегда слушать ложь…
Я не возражал, только погладил ее волосы.
И вот следующим вечером — это был предпоследний вечер данного мне двенадцатидневного срока — случилось неожиданное. Только я занял свой пост — между прочим, достаточно безразличный и без особых надежд на успех — как послышался шум мотора. Я немедленно выбрался на вершину холма и начал всматриваться во все стороны. На западе еще был виден бледный свет прошедшего дня; в полутьме я заметил что-то похожее на старомодный автомобиль «Моррис», который за небольшую сумму можно было взять напрокат в Никозии. Машина ехала без света. если она действительно направлялась из столицы, то обязательно должна проехать той самой дорогой через Атиену, которую выбрал Вальполь во время нашей неудачной прогулки в Акротири.
Машина остановилась на значительном расстоянии от холма. Мотор затих, однако там никто не шевелился. Наступила такая темнота, что тяжело было рассмотреть, выходил ли кто из нее; однако я был убежден, что кто-то таки вышел. От напряженного ожидания у меня тревожно забилось сердце. Я схватил небольшой автомат системы Томпсона, который у меня был в машине, и, как охотник, осторожно начал подкрадываться к автомобилю, навстречу неизвестности.
Наконец, наконец! Все поворачивалось к лучшему! Хоть чуть было не поздно. Через две-три минуты мелкими, четкими шагами приблизилась еле заметная во тьме человеческая фигура. Я спрятался за обломок скалы, пропустил ее и пошел следом, потому что для меня важно было застукать незнакомца, когда он будет вынимать письмо из «почтового ящика». Неизвестный, очевидно, хорошо ориентировался на местности; он пошел прямо к руинам той башни, под которой я еще накануне заметил неясные следы. Я осторожно крался за ним, следя, чтобы расстояние между нами не увеличивалось; в сумерках очень легко можно было выпустить из поля зрения его контуры его фигуры.