— Постой, постой! Я так ничего не понимаю… Как это — пытал? Профессор ничего не говорил об этом.
— Так он тебе и скажет, вампир очкастый! Дракула! Ненавижу… Думаешь, он его просто так лупил по морде зонтиком? Он отключал ЗОНЫ! И при этом бил бедняжку током!
— Какие ещё ЗОНЫ?
— Мориц не знает! Знаю я… догадалась. Наш пёсик не слушался этого негодяя давно. И чем умнее становился, тем чаще не слушался! А тот на него визжать… «Ты, — говорит, — неблагодарная скотина! Я тебя сделал лучшим псом в мире, но, если будешь упорствовать и скалить зубы, превращу тебя в беркширского борова, и будешь рыться в отрубях вечно!» А Мориц, бедняжка, даже не знает, что такое отруби. «Дай, — говорит, — попробовать!» А тот его лупить… Когда он бьёт Шворка по морде и бормочет про какие-то центральные зоны, Мориц сразу начинает плохо себя чувствовать, ничего не хочет, ничего не может…
— А бежать-то с нами он хочет? — спросил Аксель, сонно мигая.
— Хочет! Ещё как хочет! Но не может.
— Почему?
— Говорит, что здешние стены, окна и двери ничем не прошибёшь, и что всё это почти никогда не открывается. В прошлый раз он сделал из подвала подкоп, но сейчас полы заколдованы тоже! В общем, мы сами должны найти возможность, а уж он…
— Ну что ж, это кое-что, — сказал Аксель, подумав. — Ты молодец, Кри.
— Я-то да, а вот ты чего как в воду опущенный? Тебе словно бы всё это и не интересно, — надув губы, сказала Кри. — Я так пряталась, так старалась…
— Так боялась, — закончил за неё Аксель. — Я за тебя тоже боялся, не беспокойся! Но знаешь, с кем я сейчас разговаривал во сне?
— ?
— С дедушкой Гуго.
— Он же умер, — изумлённо пробормотала Кри. — Ещё до нашего рождения!
— Это неважно. Оказывается, он тоже был звёздным духом.
— Неправда! Он был страховым агентом.
— Ну, при жизни — да, а после смерти — духом. И ещё он сказал, что мы с тобой тоже можем колдовать…
— Э-гхм!
Брат и сестра резко обернулись. Перед ними стоял их старый друг Этвас Безондерес Георг Обадия Вильгельм Фибах. Но куда делись его ирония, его ненавидящий взгляд? Каждая черта смуглого лица с покатым лбом и широкими хищными ноздрями источала услужливость и веселье. Крупные зубы сверкали в льстивой улыбке, а на носу не менее ярко сверкали возрождённые из пепла очки в золотой оправе.
— Гуляем, молодые люди? — с энтузиазмом возгласил профессор. — Обмениваемся сновидениями? Замечательно! А ещё замечательнее, что я могу наконец поздравить господина Реннера с давно заслуженным вознаграждением…
— Каким ещё вознаграждением? — неприязненно осведомилась Кри. Но её тон, казалось, не смутил, а осчастливил Фибаха.
— Я забыл тебе сказать, — торопливо вставил Аксель. — Мне дали три миллиона.
— ТРИ МИЛЛИОНА? — выдохнула Кри. — Три миллиона чего?
— Подзатыльников! — буркнул мальчик.
— Евро, евро, юная леди! — проворковал Фибах, грозя ему пальцем. — О, эта забывчивость в столь нежном возрасте… Шутка, шутка, уважаемый коллега! — поспешно добавил он, встретив взгляд Акселя. — Ну покажите же их ей…
Дальнейшее слилось для Акселя в совсем уже полный бред. Сперва пришлось «ну показать же их ей» и выносить восторженное девчачье уханье — вместо того, чтобы поговорить о том пугающе-странном, что сказал дедушка. Потом надо было успокаивать Кри по поводу восьмичасового приёма у господина Штроя. Потом оказалось, что у неё такая мятая блузка и надо срочно гладить! Потом — что гладить не надо, поскольку милый доктор специальным заклятием отутюжил и надушил эту дурацкую блузку прямо на Кри. И наконец — что почему бы не навестить старину Шворка, а заодно — не заполнить парочку идиотских вопросников для блага науки?
— Шворка? — протянул Аксель. Это совпадало с его планами. К тому же было ясно, что настырный докторюга всё равно не оставит их одних ни на минуту. — Что ж, ладно… Вы идите, а мы вас догоним. — попытал он счастья ещё разок.
Не тут-то было! Фибах сладко улыбнулся и взял его под локоть.
— А я бы предложил прогуляться впереди вдвоём… О, вы не пожалеете! — с придыханием шепнул он в ухо отпрянувшему Акселю. — Вы не питаете ко мне симпатии, дорогой господин Реннер. Я это вижу. Что ж, не могу роптать: я причинил вам немало беспокойства. Но что, если бы я попытался загладить вину?
«Очередное предательство, — понял Аксель. — Кого же он хочет предать на этот раз? Штроя — больше некого. Или Тратануза?»
— Обоих, милый господин Реннер, — сказал Фибах, видимо, прочитав эти мысли на довольно бесхитростном лице Акселя. — Обоих. Ваши интересы для меня сейчас превыше всего! И ещё — себе в ущерб говорю — вам надо научиться следить за своим лицом. За мимикой, так сказать.
— Попробую, — кивнул Аксель. — Неужели вам никогда не хотелось стать лучше?
— Если бы мне этого хотелось, — вздохнул профессор, — обо мне никто никогда ничего не услышал бы, поверьте. И людям было бы уже всё равно, какой я… Я ведь вам рассказывал, мой мальчик, как меня били во взрослом мире, даже когда мне НЕ хотелось стать лучше моих конкурентов. Погодите, вы с этим тоже столкнётесь, какое бы скромное место в жизни ни облюбовали… Но — к делу, время не ждёт! Я мог бы устроить вам побег. Сегодня же. Сейчас же!
— А смысл? — пожал плечами Аксель. — Через сутки мы всё равно погибнем!
— Мудр не по годам, — тихо произнёс Фибах, обращаясь, видимо, к самому себе. — Но дело в том, что я готов открыть вам глаза на ваши истинные возможности. Чтобы вы и ваши близкие могли уцелеть несмотря на… известное нам лицо.
— У которого много лиц, да? Кри, дай поговорить спокойно, тебя же просили идти чуть сзади… А насчёт возможностей — спасибо, но я их, кажется, уже знаю.
— Что именно вы знаете? — уточнил Фибах. — Что сказал вам сегодня во сне ваш дед?
Оба остановились и с минуту в упор глядели друг на друга.
— Это не ловушка, — заверил наконец профессор. — Чтобы сделка состоялась, вы тоже должны проявить доверие.
— Сперва скажите, что вам нужно от меня!
— Не так уж много. Во-первых, ничего не делайте, не посоветовавшись со мной. Я теперь понимаю, почему Вселенная Хас избрала приманкой для моего Шворка именно вас. Хотя и не знаю, как они вас нашли. Но это неважно. Важно — буду откровенен, — чтобы на меня не посыпались неприятности с двух сторон. Одна из сторон, как вы догадываетесь, — лицо со многими лицами. Мне необходимо, чтобы все его надежды были связаны с вариантом «Бионика». А не с вами! Ясно?
— Для «Бионики»-то какая разница — здесь мы или нет? — пожал плечами Аксель. — От нас ведь не зависит, выберет это лицо Шворка или Зевса!
— Ещё как зависит! Вы будете постоянно напоминать ему о побеге моего пса. Что может сыграть решающую роль при окончательном выборе. Заклятие Семи Смертей — это же страшная вещь… Ничтожная оплошность капризного животного — и весь план рухнет. Но Этвас Безондерес Фибах найдёт выход! Он добьётся того, что в результате вашего побега из замка доверие к Шворку вновь окрепнет, вот увидите…
— И как же вы этого, интересно, добьётесь?
— О, я обставлю дело так, будто вы предлагали псу бежать вместе с вами, но он отказался. А сам потихоньку отправлю вас с моими цыпочками — их, в отличие от Шворка, никто не хватится. После чего сотру у них из памяти то, что касается вашего побега, чтоб не проболтались. Вот и всё…
В действительности это было далеко не всё. Этвас Безондерес Фибах не договаривал многого. Если можно сравнить человеческие страхи со звёздным небом, то на профессорском небосводе прямо-таки пылали две огромных звезды, затмевающих более мелкие! И эти две звезды были связаны не столько со Штроем или Тратанузом, сколько с двумя проклятыми сопляками. Первая: немедленно убрать подальше от Штроя свидетелей его, Фибаха, допроса и предательства. И вторая: профессор не случайно умолчал о намерении Штроя использовать Акселя и Кри для Заклятия Семи Смертей. Ведь если они будут знать, что им сохранят жизнь и надеются на их дальнейшую помощь — то почему бы им не остаться в замке добровольно и не потребовать себе любых наград? Сам-то он на их месте так бы и поступил! Более мелкие страхи сверкали вокруг главных звёздной пылью, но её тоже стоило учесть. Два новых любимца рядом с повелителем. Которые его, Фибаха, ненавидят. И один из которых уже осрамил его в истории с деньгами. Люди, которые оттеснят его на задний план. И, чего доброго, сделают ненужными всех его будущих животных. А значит, и его самого!