— А зачем его менять? — тихо спросила Кри. — И потом… даже если мне захочется… я вырасту… я буду работать…
— Знаю, знаю, — кивнул дух. — У тебя будет много денег, машина, вилла… что там ещё? Муж и дети, да… И, если повезёт, то же самое будет у твоих детей. И у детей их детей. — Он обернулся и устремил мерцающие глаза на Кри. — Это хорошо?
— Да! — вызывающе сказала Кри. — Это хорошо!
— Скучно не станет?
— Никогда!
— Что ж, это твоё дело, и лучше его больше не касаться… А тем временем кто-то… иногда совсем рядом с тобой… Впрочем, лучше взгляни сама.
Великий Звёздный прикоснулся к шару, и по его поверхности поплыли рваные тучи. В их разрывах то и дело мелькали поля, города, моря и горы, обозреваемые с высоты десятков метров. Но это были не телекадры, даже не стереокино или виртуальный мир. Кри словно смотрела в колодец, на дне которого мелькала настоящая, живая жизнь. То шелестели джунгли, донося до девочки тёплый ветер с ароматами листвы и фруктов. То она ощущала влажный запах моря. То холод арктических пустынь. И всюду земной воздух был отравлен едким дымом, гарью, кислой вонью пороха и газов. В морях мелькали горящие корабли с мечущимися и тонущими экипажами — и эти корабли кто-то обстреливал с других кораблей или самолётов. В городах рушились здания, мелькали на их фоне окровавленные лица, в воздух взлетали оторванные руки и ноги. Кри в ужасе увидела, как на нарядной улице какого-то восточного города взрыв упавшей с самолёта бомбы оторвал от земли тело маленького попрошайки. Пролетев несколько метров, оно рухнуло на голову другого ребёнка, четырёх- или пятилетнего, которого богато одетая женщина тянула к шикарному автомобилю. Оба упали на мостовую и остались недвижимы, а женщина рухнула рядом с ними на колени и прикрыла лицо руками…
— Уберите! Уберите это! — зарыдала Кри, тоже спрятав лицо в ладони.
Шар исчез. Штрой сидел за столиком напротив, а перед ним дымилась новая чашка чаю.
— Как видишь, иногда лучше быть чёртом, чем человеком, — сказал он, берясь за ложечку. — Вот этот мир ты и увидишь в космосе завтра. Мир Фибахов и их жертв… Обманов и войн, голода и преступлений, а главное — великого, беспощадного и бесконечного Равнодушия счастливых людей к несчастным. Оно больше космоса, поверь мне. Приятно ли тебе будет утопать в роскоши и удаче, зная обо всём этом? Откупаться от этих видений посылками с поношенными, не нужными тебе самой вещами? Протягивать грязному, голодному малышу коробку конфет с розовым бантиком? Это — хорошо?
Кри молчала.
— Так помоги нам покончить со всеми бедами разом, волшебница Кристине Реннер. Люди — это ошибка. Исправь её и стань такой, как мы. Вечной и справедливой…
— Неправда! — стиснула зубы Кри. — Вы, духи, тоже воюете между собой!
— А это ты когда успела подслушать? Впрочем, неважно… Да, воюем и будем воевать! Но не так, как вы, люди… У нас, милое дитя, воюет лишь тот, кто сам этого хочет. Меня, к примеру, много раз пытались убить. В том числе и в этом замке. Но никогда мои убийцы не тронули бы какого-нибудь диспетчера или Пралине! Разве что те попытались бы схватить их. Между прочим, у нас даже не принято звать на помощь, если речь не идёт о специальной охране. Мы воюем за волшебное поле, за власть… А тот, кого всё это не прельщает, всегда может уйти. Незаселённых миров сколько угодно! Мы заботимся о самом мелком и ничтожном из младших подчинённых, если он — с нами. Слово духа — алмаз! Я тысячи раз шёл на переговоры к моим заклятым врагам, никогда не беспокоясь о себе, потому что мне была обещана безопасность. Так тебе ли судить меня? То, что я хочу сделать и предлагаю сделать тебе, — хорошо.
— Нет! — простонала Кри, отшвыривая чашку. — Всё равно — нет! Я не такая… И Акси не такой! И родители наши — тоже! Мы будем ко всем добры…
— Ну, тогда я вам не завидую, — вздохнул Штрой, аккуратно отодвигая свой столовый прибор. — Очередные мученики… Впрочем, это ваши личные проблемы. Вернёмся к нашим. Долой церемонии, если так!
И он исчез. Только что-то вроде тёмной молнии мелькнуло и скрылось в светящемся экране телевизора, который на секунду погас. Затем он вспыхнул, опять погас и опять вспыхнул. А рядом с ним уже стоял Штрой, разглядывая отступившего от него на несколько шагов комиссара Хофа.
— Очень уж ты полюбила чесать нос, глядя в телевизор, — пояснил Штрой. — Как и твой братец. Правда, я на всякий случай отключил звук, идущий от нас… Кто вы, и что вы делаете в моём замке? — спросил он, повернувшись к комиссару.
Тот уже открыл было рот — неизвестно для какого ответа, — но тут Кри, рванувшись вперёд, загородила его от Штроя и завизжала:
— Не троньте его! Это наш герр Циппозе!
— Какой ещё ваш герр Циппозе? — с интересом спросил дух.
— Учитель математики! Гимназия имени Карла Гаусса, Мюнхен! Он учит Акси…
— Здесь? Вы прихватили сюда ко мне репетитора? Потрясающе… — задумчиво сказал Штрой. — Таким ученикам нужно памятник поставить!
— Я понимаю, что не спросила разрешения… — опустив глаза, промямлила Кри. — Но герр Циппозе такой умный! Мы привыкли с ним советоваться в трудные минуты… И я попросила Морица его украсть.
— В свои восемь мне было до тебя далеко, — признал Штрой, усаживаясь и жестом предлагая сесть Кри и Хофу (для которого тут же возникло кресло). — Возможно, далеко мне до тебя и сейчас… Не угодно ли чаю? — вежливо обратился он к комиссару.
— Б-благодарю, — с трусливой дрожью пролепетал тот. И, получив чай с пирожным, не посмел к ним прикоснуться.
— Посмотрим, посмотрим… — устало сказал Штрой, и в воздухе за плечами Хофа возник огромный послужной список (по-немецки — «Лебенслауф») Альфреда Циппозе, учителя математики, физики и информатики в гимназии Гаусса, Мюнхен. В правом верхнем углу светилась увеличенная, но, к счастью, не очень удачная фотография, которая — если отбросить несколько лет и сильно прибавить волос на голове — вполне могла принадлежать комиссару Хофу.
— Ну, допустим… — продолжал Штрой. Хоф тем временем обернулся и, искусно изображая припадок изумления, впился взглядом в послужной список своего двойника. Кри могла поклясться, что такой взгляд достоин моментального снимка. Но Штрой не снизошёл до изучения деталей. Перед ним был не дух — этого было достаточно.
— Ну, допустим, герр Циппозе… — повторил он. — Допустим, что вы здесь вопреки своему желанию…
— Конечно, вопреки! — бодро завопил Хоф, рванувшись грудью вперёд, так что Штроя вместе с его креслом и столиком отодвинуло назад. — Это же сви… свинство! Девчонка сошла с ума… Я всегда уважал частную собственность!!
— Чувствую, вам было не до советов… Как давно вас украли?
— Два дня назад! Мерзкое, косматое чудище унесло меня в горы! Теперь меня уволят… — Хоф в ужасе затряс головой. — Понимаете, У-ВО-ЛЯТ! А этот жуткий туалет, где нельзя повернуться…
— Вы, стало быть, скрывались в туалете? — сочувственно уточнил Штрой, придвигая к нему чай.
— Я там жил, — с дрожью в голосе сказал комиссар, проглотив комок в горле. — Я вижу, вы приличный человек и поймёте меня… хотя как раз приличному человеку это трудно понять. Приличному человеку нечего делать в чужом клозете! — с чувством добавил он. — Но я отсиживался от бандитов. Ну не мог же я принять всерьёз весь этот детский бред про чудеса и волшебников!
— Вы не верите в волшебников? — понимающе сказал Великий Звёздный, откинувшись на спинку кресла.
— Я верю в высшее образование! — ответил Хоф. И залпом выпил свою чашку, после чего долго кашлял, брызгая слюной. (Штрой деликатно прикрылся салфеткой.) Кри сбоку изумлённо глядела на комиссара, как слушательница театральных курсов смотрит на великого актёра. — В бандитов, впрочем, я верю тоже… — сообщил он, отдышавшись и утирая пот со лба. — Пусть я и видел их, слава небесам, только по телевизору… Но на сей раз, простите, кто-то явно ошибся, — робко добавил он.
— Что вы имеете в виду, дорогой герр Циппозе? — тревожно спросил Штрой, не сводя с него мерцающих глаз.