Детлеф встал, налил ему стакан минеральной воды, и когда Аксель, обливаясь и стуча зубами, выпил, молча уложил сына на свою постель, а сам разместился сбоку, обняв его огромной рукой. Аксель благодарно уткнулся в неё носом, чувствуя, что дрожь стихает.
Вскоре он почувствовал, что опять может думать. Точнее — не может не думать. И, что самое удивительное, несмотря на это его, кажется, клонит в сон…Не подмешал ли папа снотворного в минералку? Вроде бы нет…Аксель уснул, чувствуя себя в полной безопасности, и проспал минут двадцать, затем, вздрогнув, очнулся. Больше спать пока нельзя! К утру нужно разобраться в происшедшем, чтобы, если надо, пересмотреть свои планы. Помня при этом, что опасность грозит не ему одному…
Не стоит злиться на Белую Маску. Ведь он не понимает, что творит! Как не понимал год назад в Диспетчерской, спасая от заслуженной кары своего похитителя. У Акселя хоть отец с матерью есть — да какие! А увидит ли живых родичей Октавио, даже если получится вырвать его из плена? И хватит об этом!
Так. Дальше! Зачем он напал? Точнее, зачем Кья или сам Штрой велели ему напасть на Акселя — ведь знали же прекрасно, что тот защищён! Уж теперь в этом не может быть никаких сомнений, иначе Белая Маска мог бы свернуть ему шею, как цыплёнку, без всякого кинжала…Ну и силища! А летает как! Не хуже Человека-паука. И всё равно, ничего у него с Акселем не вышло…Может, решили попробовать на всякий случай? Да нет, вряд ли. У них на это был целый год. А они, видно, и сосну уронили Реннерам на головы вовсе не для того, чтоб их убить. Хотели намекнуть, какой тут, на острове, прекрасный отдых, и «вычислить» Титира. Спору нет, отдых был что надо! Разукрашенный кинжал маячил перед глазами что-то уж слишком долго и назойливо — чуть не каждую ночь… Сперва фантом-Луперсио. Потом живой Жоан, который тут вообще ни при чём. И вот наступил черёд самого Акселя. Враги уже не прячутся в кустах, не бьют в спину, а нападают в открытую. Встречаются с ним лицом к лицу. Что мешало им взять быка за рога сразу и попытаться прирезать Акселя в первую же ночь? Да всё то же: магическая защита! Они и сейчас пугают его — вдруг отступится? Вдруг повернёт назад? Никакого другого объяснения быть не может, иначе всё это — полный бред.
Однако Белая Маска не мог знать заранее, что Аксель проснётся! Какой же смысл пугать спящего? А вот если, к примеру, убийца собирался в последнее мгновенье нашуметь…сделать так, чтоб Аксель вскочил…стал сопротивляться…И дальше что? Убедился в бессилии нападающего? Но ведь борьбы без шума не бывает! Допустим, Белая Маска ждал, что кто-то прибежит Акселю на выручку и даст ему самому повод исчезнуть. Мог он схитрить?
Наверное, мог.
И всё же…странно как-то. Свирепый, яростный натиск, искривленный в гневе рот, злые огни в глазах, когда чувствуешь, что жертва готова ускользнуть… Так не пугают — так убивают! Неужто Белая Маска в своём постоянном волшебном сне способен кого-то ненавидеть? Личный охранник и целитель Штроя, его второе «я», талисман и домашний принц…обыкновенный ночной убийца? Всё это совершенно не вязалось с представлениями Акселя о Великом Звёздном, у которого столько духов под началом для грязной работы! Или Штрой тут ни при чём, и ночные нападения на Акселя и Жоана организовал Кья, вселившийся в восковую фигуру из музея сеньоры Мирамар? «Нет, — твёрдо сказал себе Аксель. — Штрой никому не позволит командовать Белой Маской! Тем более, что Кья один раз уже жестоко поплатился за самоуправство».
Он чувствовал: разгадка где-то рядом, на расстоянии вытянутых пальцев… Эх, нет у него нужных знаний, чтоб коснуться её! И всё же он подошёл к ней так близко, что враги уже не в состоянии ждать. У Кья тоже есть нервы. Вчера он уже выдал себя — и нетрудно понять, почему! Из-за предстоящей экспедиции с Пепой. Вот зачем они напали нынче ночью: чтобы сорвать завтрашнюю…нет, уже сегодняшнюю затею! Аксель, правда, не сказал при этом чучеле, куда они идут, но старичок, наверное, не круглые сутки сидит в своей коляске и много чего знает… «Франадем был прав: в пансионе ни о чём говорить нельзя, — вздохнул мальчик. — Ладно, пусть бесятся: экскурсия оплачена и состоится! Что они могут? Подбросить парочку фантомов? На здоровье!»
Он ещё помечтал немного, как встанет сейчас, спустится в кухню за кочергой, отправится в номер лорда и развернёт ему седую голову в одну сторону, а тощие ноги-ходули — в другую…Можно и совсем оторвать, чтоб бегал на руках за Акселем и Пепой! Но стоило представить себе тёмные, пустые комнаты, где скрючилось под пледом притворившееся мёртвым чудовище, обдумывая в тишине новые сюрпризы, — как в животе появилась свинцовая тяжесть. Да и что толку крушить воск? Кья кочергой не проймёшь: он просто покинет манекен и вселится во что-нибудь другое. А вот сеньоре Мирамар плохая будет благодарность за её разносолы…Как все немецкие дети, Аксель воспитывался в уважении к чужой собственности — пусть даже в неё вселился дух.
И, как все измученные дети, наконец заснул.
Он не пошёл на завтрак: проспал. Это был освежающий отдых, без кошмаров — наверное, потому, что и сквозь сон Аксель чувствовал обхватившую его руку отца. Приоткрыв где-то в полдесятого левый глаз, мальчик увидел у себя перед носом, на тумбочке, серьёзное количество тарелок с едой и придавленную ими записку: «Мы на пляже».
Но Аксель не пошёл и на пляж. Мало ли что… Он знал, что папа не будет надзирать за ним, пока сам Аксель этого не захочет. Зато тот же папа отлично и ненавязчиво присмотрит за девчонками. А вот Акселю лучше сегодня держаться от них подальше. Ещё решит Кья, что Кри и Дженни всё-таки будут участвовать в экспедиции, и займётся ими вплотную. Пусть хоть они будут в безопасности!
Умылся. С аппетитом проглотил уже остывшие, но по-прежнему очень вкусные булочки с чесноком, помидорами и тёртым сыром, закусил тремя салатами и понял, что готов к сражению. Вернулся в свой номер, не без дрожи в спине открыл окно, улёгся на кровать и до обеда читал Байрона. «Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай»[9] — это ли не напутствие для битвы?!
У фонтана было бы сейчас слишком жарко. Да и вдруг Смертёнок или даже изменчивый Фр в последний миг перед операцией пришлют весточку сюда, в комнату? Аксель не раз с сожалением окидывал взглядом из окна увитые плющом, полюбившиеся ему стены дворика. Увидит ли он ещё раз этот рай? Хорошо бы в последние спокойные минуты полистать подарок Титира — полное собрание дедушкиных стихов. Жаль, заветный том заколдован, и вернуть ему прежний размер может только Шворк с его усилителями волшебного поля. Как он там, бедняга, без хозяина? Наверное, совсем одичал от тоски и скуки, без тенниса и совместных вылазок… Ничего, недолго осталось! Но если всё получится, то неужели в самолёт вместе со всеми сядет чужой мальчик? У него же нет билета! И вообще, какой он? Быть не может…
Подобные раздумья кое-как помогали Акселю отвлечься от лихорадочной мысли, стучащей в висках: он вот-вот опять увидит Пепу! Честно говоря, это полностью заслоняло для него конечную цель их встречи и связанные с ней возможные опасности — чужой заброшенный дом. Тут мысли мальчика странным образом обрывались, словно он просто пригласил Пепу погулять у моря.
Всё. Дождался. Обед! Он нарядился, как мог, и сошёл вниз, понимая, что в следующий раз может подняться по этой лестнице вместе с Белой Маской — или не подняться никогда. Хоть бы Кри и Дженни больше не дулись на него!
Увы, если не считать отцовского вопроса о здоровье — с вежливым участием Эриха Винтера, — под виноградным навесом царила сухая сдержанность. Было неясно, слышал ли кто-то, кроме Детлефа, ночной шум; если слышал, то почему не примчал на помощь; а если нет, то, кстати говоря, тоже почему — ведь комнаты девочек куда ближе к акселевой, чем отцовская. Однако эти вопросы прходилось отложить на будущее, дефицит которого Аксель всё острей ощущал с каждой секундой. Беспокоились Кри и Дженни за Акселя, или нет — вид у них был неприступный, и они ничем не выдали своих чувств. Раньше он как-то не подумал, что без папиной помощи остался бы минувшей ночью совсем один. Но сейчас, при виде их ледяных лиц, эта мысль больно кольнула его в самое сердце, дыханье перехватило, и в душе Акселя поднялась волна горечи. Что бы он ни слышал от них годами — но в миг опасности он всегда был рядом, сжимая тяжёлый сук, или термос с кипятком, или что придётся…Байрон прав: на свете нет благодарности! Только неразделённая любовь.