В конце концов я нахожу ее зажатой между двумя высокими рядами коробок. Она затаилась между ними и ушла в себя: ноги прижаты к груди, а руки крепко сцеплены вокруг ног. Она раскачивается, чертовски сильно раскачивается, взад и вперед.
— Иззи, выходи, — я пытаюсь до нее достучаться.
Ничего, кроме тихих всхлипов.
— Давай же, вылезай оттуда, — пробую я снова.
Тишина.
— Иззи, я слишком большой, чтобы забраться туда. Вылезай, — пробую еще раз.
Я безуспешно жду в течение десяти бесконечных, отчаянных минут.
Хватит этого дерьма. Я начинаю поднимать те коробки, которые ее окружают, отодвигая одну за одной от ее маленького, похожего на комок тела. Как только я устраняю значительную часть препятствий, чтобы прикоснуться к ней, я протягиваю руку, чтобы помочь ей встать и выбраться оттуда. Я не ожидал, что она отшатнется от моей протянутой руки. Она так основательно укрылась, что между ее головой и стеной было не так уж много пространства. Она ударяется о стену с глухим стуком.
— Черт, — шиплю я, после чего подхватываю ее и несу в свою комнату. Хлопнув по выключателю локтем, чтобы зажечь свет, я подхожу к кровати и осторожно опускаю ее на матрас, а затем запускаю пальцы в ее волосы.
Небольшая шишка, глупая девчонка.
— Ладно, Иззи, хватит. Теперь мы добавим к списку объяснений ту хрень, которая только что произошла.
Мое терпение лопнуло. Превратилось в долбаный пепел. Мое настроение ухудшается с каждой секундой, а она просто смотрит на меня пустыми глазами, словно она не здесь, не со мной. Она просто продолжает блуждать по моему лицу отсутствующим взглядом. Сейчас я так зол, что не могу не вытягивать из нее всю необходимую мне информацию, снова и снова. Она слишком напугана, но сильнее всего меня поражает тоска, которую я вижу на ее лице, будто кто-то только что пнул ее щенка, убил ее кошку и сказал ей, что она не получит пони на Рождество.
— Пожалуйста, говори, — она вздрагивает от моей приглушенной мольбы.
Ей требуется минута и еще мой требовательный, внимательный взгляд, прежде чем она снова начинает говорить. Ее голос безжизненный, слишком слабый и потерянный. От ее следующих слов по всему моему телу пробегает озноб.
— Это было так тяжело, Аксель. Так тяжело, — она смотрит в сторону, обратив свой взгляд в пространство, а не на меня. — Первый год прошел хорошо. Он много работал, но в этом не было ничего плохого. Он не хотел, чтобы я работала, сказал только, что я должна ухаживать за ним, домом и… детьми. Откуда я, глупая сломленная Из, могла знать? Откуда же я могла знать? А?
Она снова смотрит на меня и выглядит так, словно к ней снова вернулась сила духа, но не в полной мере. Она еще и продолжить не успела, а я уже понимаю, что история будет неприятной. Я должен побороть желание что-нибудь расколотить, напоминая себе, что я сам попросил ее обо всем рассказать.
— На второй год он начал понемногу меняться. Мы практически не навещали моих бабушку с дедушкой, он всегда просил меня остаться дома и не встречаться с Ди ни за обедом, ни за ужином. Сначала я не придавала значения мелким деталям… до тех пор, пока они не стали крупными, — она нервно усмехается, после чего делает еще один глубокий вдох. — Я не видела Ди несколько недель, думаю, это случилось в среду… не знаю точно. Он в тот день собирался задержаться на работе, и единственное, о чем я могла думать, так это о том, что наконец-то… наконец-то, я увижу Ди. Получасовая встреча с Ди за кофе обернулась разбитой губой. Знаешь, я даже не задумалась о том, что он перешел черту, я считала, что заслужила это. Думаю, Ди всегда догадывалась о том, что происходило за дверьми дома Хантера. Примерно месяц спустя после этого я снова с ней встретилась. Она умоляла открыться ей, но я сказала, что у меня все прекрасно. Было бы прекрасно, окажись все это шуткой.
Если бы я сейчас не чувствовал стремительно несущуюся по венам кровь, то был бы убежден, что окаменел. Слова были излишни, а ранее произнесенные мною колкости стали для меня неожиданной пощечиной.
Я убью этого ублюдка.
— Принцесса, — я тянусь к ее руке, но она ее тут же отводит и прижимает к своему телу, — это был единственный раз, когда он тебя ударил? — Я стараюсь говорить ласковее, но беспощадную ярость в моем голосе нельзя не уловить.
— До поры до времени. В последующие несколько месяцев побои не причиняли столько боли. Он вел себя так, будто сожалел и списывал все на случайность. Они были терпимы примерно до нашей третьей годовщины.
— Что ты подразумеваешь под терпимостью, извини, но я не вижу ничего хорошего в том, что мужчина прикасается к женщине подобным образом.
Когда ее взгляд снова обращается ко мне и одна-единственная крупная слезинка скатывается по ее щеке, я знаю, я просто знаю.
— Не вздумай меня жалеть, это были не твои заморочки. Ты не заставлял его это делать. Я должна была уйти, должна была быть сильнее, чтобы бросить его. У меня никого не было, Аксель, так что не думай, что я не размышляла о побеге. Он был умен, он изолировал меня ото всех. Я даже не смогла пойти на похороны бабушки и дедушки… он и здесь постарался. Я не хотела, чтобы Ди знала, насколько все было плохо, я оказалась в тупике… и в одиночестве.
Сокрушительная боль пронзает левую сторону моей груди от ее слов. Я должен был быть там, и даже если это покажется глупостью, я не могу избавиться от мысли, что, так или иначе, я подвел эту девочку. Я провел годы ненавидя ее, думая, что она просто забыла о нас и двинулась дальше, а теперь выясняется, что она страдала не находя поддержки.
— Ты знаешь о маме с папой, да? — она поднимает голову и смотрит на меня, печальная и сломленная в ожидании подтверждения. Я чуть заметно киваю, и она продолжает. — Ди – все, что у меня осталось. Однажды она все-таки поймала меня, когда я покупала кое-какие продукты. Это была одна из тех мелочей, которые мне разрешалось делать в одиночку. Она затащила меня в туалет и просила поговорить с ней, умоляла меня остаться с ней. Я снова от нее отмахнулась. Она купила мне телефон с заранее оплаченным счетом и сказала, чтобы я звонила ей днем или ночью, если возникнет необходимость. Нам удалось украдкой сделать несколько звонков и организовать тайные встречи, но их было немного. Она жила неподалеку, довольно близко, чтобы прийти, когда мне удавалось сбежать из дома.
Она затихает на какое-то время, а я просто сижу, лишенный дара речи, и жду, когда она продолжит, каждую минуту борясь с желанием отправиться на поиски этого козла.
— Ты уверен, что мы должны через это пройти? Это довольно неприятно, Аксель.
Я хочу закричать «Нет. Нет. Я не хочу это слышать. Что угодно, но не это».
— Да, Иззи, продолжай.
— Хорошо, — пауза. — Ну… — пауза. Вдох. Выдох. — Несколько лет назад я пошла встретиться с Ди, ничего больше, просто хотела ее увидеть. У нас все было спланировано. Я позвонила ей накануне с телефона, который она мне дала, сказала, что скучала по ней и просто хотела какое-то время провести вместе. Я оставила ужин в мультиварке, сбегала по делам и тайком встретилась с Ди. Все было бы прекрасно, и он бы никогда ни о чем не догадался, но я опоздала. Он вернулся домой сразу после меня и, хотя я думала, что у меня все получилось… он узнал, — она затихает и бросает на меня взгляд. Ее глаза кажутся практически серыми. Раньше их цвет постоянно менялся, в зависимости от ее настроения… серый всегда был одним из тех оттенков, который я ненавидел больше всего. — Это была та самая ночь, когда я все-таки воспользовалась этим телефоном для того, чтобы она меня спасла.