В дополнение ко всему Аксель ежедневно является в квартиру Мэддокса и явно недоволен потерей контроля над ситуацией, но я не уверена, что справлюсь с собой, если и дальше буду оставаться с ним наедине. Куп и Бек уехали обратно в Бейкерсвиль, чтобы выяснить, где скрывается Брэндон. Этим утром нам позвонили следователи, занимающиеся моим делом, и сообщили, что у Брэндона есть алиби. Его подружка говорит, что он провел выходные в ее доме, в ее постели. А поскольку у него имеется свидетель, подтверждающий его историю, им практически нечего ему предъявить. Мне приходится признать, что если я сейчас вернусь домой, то не почувствую себя в безопасности, хотя и понимаю, что мое пребывание в качестве гостя становится для Мэддокса проблематичным. Не из-за того, что он не хочет меня здесь видеть, а потому, что он боится оставлять меня здесь одну.
Я не понимаю его страх. Он живет в безопасном жилом комплексе с консьержем на входе и системой безопасности, которая пристыдила бы даже Пентагон. Его дом, скорее всего, самое безопасное место для меня. Нет, похоже, его страх связан со всеми теми демонами, которые изводят его по ночам. Демонами, о которых он никому не хочет рассказывать.
Мы садимся ужинать, и я решаю задать ему вопрос.
— Эй, Мэд? Могу я спросить тебя кое о чем? — нерешительно начинаю я.
— Да, девочка, ты можешь спросить, но это не значит, что я тебе отвечу, — он не сводит с меня взгляда, и, несмотря на его поддразнивание, я вижу настороженность в его глазах.
— Понимаю, я просто… я просто хочу, чтобы ты знал, что я рядом, если ты надумаешь поговорить. Я выслушаю тебя, ты ведь знаешь? Мне известно, каково это, когда тебя преследуют кошмары, и я просто хотела узнать, не нужно ли тебе выговориться? — я пристально смотрю на него так же, как и он на меня, надеясь убедить его в том, что, невзирая на свои проблемы, я могу понять и принять его собственные. Я хочу помочь; хочу пойти на это ради своего друга.
— Тебе не о чем беспокоиться, девочка. Есть вещи, которые лучше не обсуждать.
— Хорошо, Мэд, но если ты захочешь поговорить, я рядом, — я беру вилку и снова сосредотачиваю свое внимание на салате.
— Иззи? — спрашивает он. Я удивлена, но не из-за того, что впервые слышу, как он обращается ко мне с вопросом, а потому, что не помню, чтобы он когда-либо называл меня по имени.
— Мэддокс? — поддразниваю я в ответ.
— Что произошло между тобой и Ридом? — он смотрит на меня с беспокойством на лице, проявляя сочувствие ко мне, моей ситуации и боли. Понятия не имею, что заставляет меня открыть рот, но знаю, что какие бы демоны не преследовали меня, его демоны намного хуже. Поэтому в этот раз я не чувствую пронзительной боли, которая обычно возникает при воспоминании о прежних Акселе и Иззи. Впервые я хочу поговорить с кем-то; хочу, чтобы кто-то еще понял, почему я так упорно держу Акселя на расстоянии.
— Ладно, — начинаю я, положив вилку на стол и откинувшись на спинку стула, — как давно ты знаешь Акселя?
— Почти десять лет. Я знаю о тебе из его рассказов и просто не понимаю, как ты можешь быть той самой девушкой, о которой он всегда упоминал. Я не могу понять его гнев и твое разбитое сердце.
— Десять лет? Значит, вскоре после того, как он поступил на службу в армию… А знаешь ли ты, что десять лет назад я рассчитывала быть рядом с ним? Мы все распланировали и как наивные дети полагали, что ничто и никогда не помешает нашим дурацким планам. Мне было семнадцать, когда он уехал проходить военную подготовку, мне оставалось отучиться еще один год в школе, но он должен был вернуться. У меня остался от него символ обещания – обручальное кольцо с крошечным бриллиантом, настолько крошечным, что ты бы даже не смог его толком рассмотреть… но это кольцо стоило для меня больше, чем все богатства мира. Он уехал на военную базу и должен был вернуться через несколько месяцев. Я планировала получить диплом об окончании школы, а затем мы бы сыграли небольшую свадьбу, и я поехала бы с ним туда, куда направила бы его морская пехота. Он сорвал те планы, разрушил их и даже глазом не моргнул, — я перестаю прибирать со стола и поднимаю глаза, сталкиваясь с озадаченным взглядом Мэддокса.
— Он разрушил их? — тихо спрашивает Мэд.
— Да. Он не вернулся ко мне, — я чувствую, как меня начинают душить эмоции, но решаю не поддаваться им.
— Иззи, ты уверена? Он не вернулся домой? — кажется, он сбит с толку этим сообщением.
— Я не знаю, возвращался он домой или нет. — (Взгляд Мэддокса становится еще более растерянным и хмурым.) — Через две недели после того как он уехал, моих родителей убил пьяный водитель. Будучи несовершеннолетней и не имея родственников, проживающих по близости, меня отправили к бабушке и дедушке в Северную Каролину.
— Рид… Аксель… Аксель знал об этом?
— Да, он бы узнал о моих родителях сразу же по возвращении в город. В небольшом городке все и всегда в курсе дел. Он бы непременно узнал об их смерти.
— Я не это имею в виду, девочка. Знал ли он, куда ты переехала?
— Хм, да. Я оставила адрес бабушки и дедушки его приемной матери. Я писала лично ему, а еще писала на базу, где он должен был проходить службу, но все письма вернулись ко мне обратно. У Джун, его приемной матери, были все мои контакты. Я не пряталась, Мэддокс.
Его обычно непроницаемое лицо выглядит по-иному, когда он позволяет душевному переживанию просочиться через надежно выстроенные стены. Он морщит нос, прищуривается и плотно сжимает губы, выглядя при этом огорченным, слегка растерянным и о чем-то призадумавшимся.
— Девочка, похоже, между вами произошло серьезное недопонимание, — он продолжает странно посматривать на меня. — Это все? Мне кажется, во всей этой неразберихе имеется нечто большее, чем несколько сорвавшихся планов.
— Да, Мэд… здесь гораздо большее.
Он молча сидит и ждет продолжения рассказа. Прекрасно понимая, что меня не осудят и ничего страшного не случится, если кто-то еще узнает всю мою подноготную, я испытываю невероятное чувство освобождения, будто с моей души камень упал.
— Мэд, я понимаю, что ты пытаешься разобраться в событиях прошлого, но ты можешь все неправильно истолковать, потому что ты его друг.
— Его друг и твой друг. Не важно, с кем я делюсь печеньем во время легкого перекуса.
Я хихикаю над его попыткой облегчить этот непростой разговор, после чего качаю головой и опускаю взгляд на свои сцепленные пальцы.
— Знаешь, я пыталась связаться с ним, отсылая столько писем… Даже смешно, насколько я была ослеплена любовью. Ни на миг я не переставала верить, что он приедет ко мне. Я все понимала, даже несмотря на боль от потери родителей и мое ненормальное состояние я знала, что он вернется за мной, — усмехаясь, я поднимаю голову и встречаю его серьезный взгляд. — Ни на миг я не теряла надежды. Прошло почти два месяца, и вот тогда я начала по-настоящему паниковать и волноваться, — с легкой дрожью в голосе я глубоко вздыхаю и отвожу взгляд, прежде чем продолжить: — Он уехал ненадолго, так что у меня не было особых причин для беспокойства. Я знала, что будет не просто найти возможность поговорить, но я была уверена, что он позвонит, найдет способ связаться со мной, когда узнает о моих родителях. Боже, я была дурой. Такой дурой…
Я и представить себе не могла, что отключусь, уставившись в пространство, пока Мэддокс не закашлял, прочищая горло и прерывая мое мысленное путешествие по лабиринтам памяти.
— Что произошло дальше, Иззи?
Я поворачиваю голову и смотрю в его бездонные темные глаза. Просто гляжу несколько минут на его участливое выражение лица, а затем, настроившись поделиться с ним своей неимоверной скорбью, шепчу:
— Что произошло? Наконец-то моя жизнь вновь наполнилась светом и нашелся серьезный повод во что бы то ни стало найти Акселя. Я была беременна, Мэддокс. Я была одинокой семнадцатилетней девушкой, ожидающей малыша, которого любила больше, чем что-либо в этом мире. Несмотря на то, как сильно я скучала по Акселю, я снова начала улыбаться, потому что внутри меня росла частичка нашей любви. Я была счастлива. Даже без родителей и физического присутствия Акселя я чувствовала себя цельной.