А.К.: И какое развитие все это новое получило в Магадане? Какие люди приходили в гости к матери и отчиму Антону Вальтеру! Он таких людей раньше вообще не видел в Казани! Там таких людей не водилось в его школьном и дворовом окружении. Окружении, хочешь не хочешь, советском. А здесь он увидел, скорей всего впервые, как в лагерном краю люди тайно, но и свободно молятся. Не боясь! Ты понимаешь, что для советского пацана было увидеть, как молятся не старушки старорежимные, а в общем-то молодые еще тогда друзья матери?
Е.П.: Или этот эпизод в «Ожоге», наверняка биографический, когда подросток напивается в теплотрассе среди «откинувшихся» политических и шлюх. И Антон, в романе Мартин, вытаскивает его оттуда. Ты об этом уже говорил, и ты прав: уникальный опыт. И, кстати, имперский, хотя бы географически. Шукшин ведь более локален, у него, пожалуй, только Алтай да Москва. Ну, еще черноморский курорт, куда прибывает отпускник из фильма «Печки-лавочки». У Шукшина нет этого магаданского ощущения огромнейшей страны…
А.К.: В «Печках-лавочках» как раз есть. Этот поезд, идущий через всю Россию…
Е.П.: У Шукшина есть один рассказ, как приезжает в алтайскую деревню богатый мужик с Дальнего Востока и покупает бедному родственнику мотоцикл с коляской. А за это, говорит, можно я на тебе покатаюсь? На твоей спине. Замечательный рассказ, но этот богатый дальневосточник описан глазами человека, всю жизнь прожившего у себя в деревне и о лагерных краях, «где золото моют в горах», знающего только понаслышке.
А.К.: Да ведь этот дальневосточник — практически аксеновский Кирпиченко, но только совсем чужой, несимпатичный и не романтичный. Вот она, литература!
Е.П.: А вот еще один эпизод из жизни даже не самого Василия, а Евгении Семеновны и Антона Вальтера. Они ведь после Магадана не сразу в Москву переехали, а сначала почему-то во Львов. Евгения Семеновна пыталась, значит, после того, как помер Сталин, восстановиться в партии и вообще реабилитацию получить. Но в Москве прописаться оказалось невозможно, а во Львове удалось.
А.К.: Думаю, что это было в рамках заселения западных территорий СССР, освобожденных от фашистов.
Е.П.: Как так? Ведь это уже конец пятидесятых?
А.К.: Да заселяли, заселяли и тогда, а не только сразу после войны.
Е.П.: Вальтер после реабилитации недолго прожил. Он умер в 1959 году.
А.К.: За год до того, как Аксенов прогремел своими «Коллегами».
Е.П.: Ты, кстати, не знаешь, как Василий в Москве оказался, если здесь не прописывали?
А.К.: Да по знакомству устроился на работу врачом — и покатилось.
Е.П.: А где он первое время жил?
А.К.: Не знаю.
Е.П.: Писательские кооперативные дома в районе метро «Аэропорт» позже были построены?
А.К.: Думаю, примерно в это же время, в самом начале шестидесятых.
Е.П.: Там квартиру Евгении Семеновне дали как бы из милости? Как матери знаменитого писателя Аксенова?
А.К.: Я думаю, ей самой дали. Она к тому времени тоже стала очень известной. А впрочем, не знаю.
Е.П.: Я тоже.
А.К.: Утешу тебя. Чего мы с тобой не знаем — вряд ли кто знает. А знаем мы многое из того, чего тоже никто не знает.
Е.П.: Замысловато, но, пожалуй, верно.
А.К.: Время ушло, идет, уходит. Я, например, вроде бы все помню, но могу ошибаться. По-моему, у Васи сначала на «Аэропорте» была двухкомнатная квартира. А вскоре после рождения Кита, Алешки, он получил «на улучшение жилищных условий» трехкомнатную. Плюс на последнем этаже — так называемую мастерскую. Мастерская являла собой одну довольно большую комнату с низким потолком при коридорной системе. Как сейчас помню, это был дом 20, квартира 21. Либо дом 21, квартира 20.
Е.П.: Дом № 21. Точно! Потому что я больше года прожил в однокомнатной квартире покойной Евгении Семеновны, когда мы делали альманах «МетрОполь». И была она рядом с Васиным домом, на первом этаже дома № 23 по улице Красноармейской, на первом этаже около лифта.
А.К.: Это тот дом, который углом стоит?
Е.П.: Правильно. Там в другом подъезде жил тогда Фазиль Искандер… Что-то у нас разговор забуксовал, уперся в квартирный вопрос. Может, настала пора подвести итоги нашей первой главы с ёрническим, намекающим на известное стихотворение про Ленина названием «Когда был Вася маленький…»?