Самая тяжелая доля на свете — быть матерью-одиночкой при живом муже. В детстве она не понимала мать, осуждавшую отца за долгие отлучки, и равнодушие к близким. И прозрела только в восьмом классе, после знакомства с Сесили.
Сесили переехала в Мельбурн из Аделаиды, потому что известная адвокатская контора предложила ее отцу возглавить отдел, занимавшийся авторскими правами. Детство Сесили было таким же, как у Фионы и Бесс, разница заключалась лишь в том, что Сесили относилась к постоянному отсутствию отца, более прагматично, чем подруги. По мнению Сесили, постоянно разочаровываться из-за того, что человек, которого ты ставишь на пьедестал, падает с него, означало даром тратить силы. Куда выгоднее считать, что все люди несовершенны от рождения. Жизнь не кино, часто повторяла она.
Хотя Фиона не слишком серьезно относилась к этому тезису, но считала, что даром тратить силы все же не стоит. Нужно было либо перестать требовать от отца того, на что он был неспособен, либо страдать до конца жизни. Она выбрала из двух зол меньшее.
Когда она допила кофе, дождь утих. Фиона взяла покупки и вышла из кафе.
Через десять минут она вошла в номер, положила покупки в шкаф, повесила мокрое пальто сушиться и стала думать, как провести остаток уикенда. Хотелось улететь пораньше, но причиной этого желания была тоска по Сэму.
Она вытерла волосы полотенцем, причесалась и решила посмотреть телевизор.
Жалкая замена страстной ночи с одним толстокожим спасателем, подумала Фиона.
Она вошла в комнату... и испуганно вскрикнула.
В ее кровати лежал обнаженный мужчина. Точнее, Фионе так показалось, потому что нижнюю часть его тела прикрывала простыня.
— Сэм, как ты сюда попал? — спросила она, как только сердце, ушедшее в пятки, вернулось на свое место. Если он надеялся на более теплый прием, не нужно было пугать ее до полусмерти. — Она сложила руки на груди и сердито уставилась на хитро улыбавшегося Сэма. — Интересно, сколько законов ты нарушил, забравшись в мой номер?
— Два. Или три, — бесстыдно признался он.
— Я попрошу, чтобы тебя арестовали.
Мерзавец расплылся от уха до уха.
— Не попросишь.
Фиона прищурилась.
— Ты слишком уверен в себе.
— Тогда тебе придется довольствоваться жалкой заменой. — От пламени, горевшего в его глазах, у Фионы подкосились колени. — Мне показалось, что ты предпочтешь страстную ночь.
— Следить за тем, как тебя вытащат из номера два дюжих полицейских, будет еще приятнее.
Сэм хихикнул.
— Не-а.
Фиона, с трудом удержавшись от улыбки, фыркнула, подошла к креслу с высокой спинкой и села. На круглом столике красного дерева стояла ваза с дюжиной бледно-розовых роз. Когда она уходила из номера, цветов здесь не было.
— Не думай, что розы достаточная компенсация за мой испуг. — Фиона вынула из вазы цветок и вдохнула его аромат. — И все же, как ты попал в мой номер? — с любопытством спросила она.
— Тебя не было, поэтому я заказал розы, надеясь, что их тут же доставят в номер. Так и получилось. Я прошел за коридорным, дождался, когда он уйдет, и вошел в номер, словно живу здесь. — Он слегка нахмурился. — Этот тип пытался выклянчить у меня чаевые.
Голый, хитрый и нахальный. Убийственное сочетание для влюбленной по уши женщины.
— Я думала, что есть закон, который это запрещает, — сурово сказала Фиона, не желая льстить его самолюбию.
Лоб Сэма прорезала морщина.
— Если такого закона нет, его следовало бы выдумать, — серьезно сказал он. — Это оказалось слишком легко.
Она повертела розу в пальцах.
— Похоже, придется позволить тебе остаться. В конце концов, на тебе нет никакой одежды, а на улице идет дождь.
— Да. Я наверняка простужусь.
— Хуже. — Фиона встала и пошла к нему. — Заболеешь пневмонией.
Сэм снова улыбнулся.
— И тебя будет мучить совесть.
— Интересно, что с тобой делать, раз уж ты здесь? — Она осторожно откинула простыню и ахнула.
Сэм схватил ее за руку и притянул к себе. Не успела Фиона прийти в себя, как оказалась лежащей навзничь.
— Если ты постараешься, то что-нибудь придумаешь, — прошептал он ей на ухо.
Фиона обвила его руками и прижала к себе.
— Мне сейчас не до мыслей.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Когда через четыре часа любовники пришли в себя, наступил вечер. Шторм, наконец, закончился, и они решили сходить пообедать. Итальянский ресторан со свечами, и негромкой музыкой (пел Фрэнк Синатра) оказался очаровательным.