- Воду, конечно, принесу, но и скоряк вызову, обязательно! - я двинулся в кухню одновременно набирая номер неотложки.
*****
Маленький, пухлый, с огненно-рыжими, «буденовскими» усами, врач неотложки вылетел из либеровской спальни, на ходу запихивая какой-то формуляр в синюю пластиковую папку.
- Ну что, доктор?
- А ничего, Ваш приятель отказался от госпитализации. И поделать с этим, я ничего не могу!
- Ну как же так! Он же умереть может!
- А вот так, молодой человек! Он совершеннолетний, находящийся в здравом рассудке. Более того, никакой особо опасной инфекции, способной угрожать окружающим, я у него не диагностирую. Так что...- врач развел руками, - Нам пора, всего доброго.
- Ну хоть что-нибудь можно сделать? - я попытался заступить медикам дорогу к двери.
- Постарайтесь его уговорить, это единственно, что могу посоветовать. А госпитализировать человека помимо его воли - закон запрещает! Подвиньтесь, нам действительно некогда!
Либеру явно становилось все хуже. В течение последующих суток я, еще несколько раз вызывал бригады скорой помощи, но результат был все тот же... Единственно, что сделали врачи - поставили у изголовья кровати блестящую штангу с пластиковым мешком физраствора и тонкой трубкой, тянущейся к вене пациента. Такое вот лечение, м-м-м да-с...Что было делать? Да черт его знает, я никогда не попадал в подобные ситуации прежде... Бросил клич по приятелям, и мне, за очень приличные деньги, организовали визит какого-то страшно модного врача. Вернее - врачихи... Она подкатила к подъезду на шикарном авто, и обдав облаком французского парфюма, поднялась на третий этаж. Подойдя к постели больного, врач долго вглядывалась в него и, потрогав тщательно наманикюренным пальчиком пульс, умчалась, заявив, что ей надо срочно проконсультироваться... Ну да, в общем-то, я ее понимаю - зрелище не для слабонервных. За эти несколько суток, Либер жутко изменился. Его кожа покрылась, как панцирем, сплошной серо-зеленой коркой. И без того, длинный - под метр девяносто, Либер еще вытянулся чуть не на метр! Так что, мне пришлось подставлять под свисающие с края дивана ноги, кухонную табуретку. А на спине у бедняги вырос, натянув до треска футболку, жуткий горб, искривив и до этого не очень-то прямые плечи. Создавалось впечатление, будто все его тело, враз, стало пластилиново-мягким, напрочь лишившись скелета. Фильмы ужасов - нервно курят в сторонке... В общем, плохо все... Очень...
Пошли седьмые сутки болезни. Пробегав все утро и день в попытках отыскать хоть какого-нибудь адекватного лекаря, я заявился домой под вечер и, проведав наскоро соседа, засел в интернете, рыща по многочисленным медицинским форумам. Как всегда, форумы лопались от бесполезного трепа и каких-то уж совершенно фантастических россказней о врачах-кудесниках. Промаявшись чуть не до полуночи за этим неблагодарным делом, я решил перед сном еще раз, на последок, заскочить к бедолаге. Войдя в квартиру, мне явственно послышался шум текущей в ванне воды. Неужто кран сорвало?! Мгновенно проскочив комнаты и маленький коридорчик перед кухней, я замер перед открытой дверью. В тесной, наполненной клубами пара, ванной комнате, спиной ко мне, застыла, склонившись над фаянсовым ухом раковины, огромная фигура. Не менее трех метров в высоту, с наброшенной сзади на плечи простыней, человек наклонился над струей воды. Это был Либер, но какой... Его кожа, там где ее не покрывала простыня, светилась матово-белым цветом, словно вырубленная из куска молочного мрамора. Привычная, а-ля воронье гнездо, шевелюра исчезла, уступив место волне платиновых, мокрых от воды волос... Человек поднял голову, и взглянул на меня, в отражении висящего над раковиной зеркала. Это был Либер... И это был не Либер... Нет, конечно были какие-то общие черты позволяющие узнать его, но... Как можно сравнить то, что было раньше с этим лицом, ожившей мраморной статуи!
- Твою-то мать... - воздух как будто застрял в моих легких, - Либер, это ты?
- Вроде того, - лицо в зеркале слегка растянуло губы в легкой улыбке, - Вроде того, Бродяга, - он выпрямился, едва не задевая головой потолок, и я почувствовал, как волосы зашевелились на моей голове. Простыня слетела с его плеч, открывая два огромных, снежно-белых крыла, растущих из середины спины! Тяжелые, касающиеся маховыми перьями кафельного пола, они мягко шуршали при малейшем движении... Он повернулся ко мне, и подняв с пола простыню, обернул ее вокруг бедер.
- Пошли, Бродяга, у меня мало времени, - сказал он, шагнув в коридор. Словно в каком-то гипнотическом ступоре, безмолвно, я прошел за ним в комнату, к парусящей легкими тюлевыми занавесками, открытой балконной двери.