Хочешь чего-нибудь? Пакс заберет это у тебя.
Нравится что-то? Пакс уничтожит это.
Любишь его? Да помогут тебе небеса. И нужно быть самым глупым человеком на этой земле.
Я так привыкла наблюдать за ним, что могу читать язык его тела, как строки текста в книге. Иногда легко предугадать, что будет дальше. Пакс поведет плечами, перенося вес на правую ногу, и я знаю, что он собирается повернуться. Я отвожу взгляд, снова сосредотачиваясь на презренных стервятниках, кричащих в микрофоны на подъездной дорожке, затаив дыхание. У меня была практика в этом — быть невидимой. Делаю вид, что не замечаю, как взгляд его холодных светло-серых глаз блуждает по моему телу. Однако я чувствую тяжесть его внимания, как физическое прикосновение руки на своей коже. Это головокружительная, ужасающая вещь — тяжесть этой руки. Никогда не знаешь, будет ли это краткой лаской или давление усилится и превратится во что-то более зловещее. С этим парнем один только взгляд может означать полную и абсолютную катастрофу.
Я видела, как это происходит: девушка уделяет Паксу слишком много внимания, и следующее, что вы узнаете, это то, что он превращает ее жизнь в ад. Ее онлайн-работа чудесным образом исчезает с сервера академии. Ее ноутбук пропадает в ночь перед ответственным заданием. Компрометирующие фотографии разлетаются по всему Маунтин-Лейкс. Ее подруги узнают, правда это или нет, что она переспала с парнем, с которым они встречаются. Ее комнату громят, машину взламывают, режут шины, и, в конце концов, она больше не может этого выносить и ломается.
Мучения беспощадны.
Пакс обладает особым талантом распознавать слабости. Он видит линию разлома и точно знает, где и как сильно нажать, чтобы мир рухнул у кого-то на глазах. Если бы тот не применял свои навыки для таких дьявольских целей, то было бы простительно называть их дарами.
Да, я наблюдала и была свидетелем всего этого. И да, конечно, я ненавидела его за то, как парень разрушал жизни людей до основания. Нет никакого спокойного, искупающего качества, которое спасало бы Пакса от суровой неизбежности того, что он просто ужасный человек. Так почему же тогда мое сердце все еще болит из-за такого монстра? Почему кровоточит по нему?
— Прес?
Я резко возвращаюсь к реальности. Рядом со мной одна из моих лучших подруг, Кэрри, крепко скрещивает руки на груди. Она мрачно хмурится, глядя на фургоны, припаркованные на лужайке, ее взгляд быстро перебегает с одной группы репортеров на другую.
— Жаль, что Мары здесь нет, — говорит девушка. Ее губы мрачно сжаты. — Она бы наслаждалась всеобщим вниманием.
— Она не была беременна, — говорю я.
— Конечно, не была.
— Ненавижу, что они превращают все в спектакль.
Кэрри тяжело вздыхает.
— Почему нет? Пусть они это сделают. Пусть превратят ее в любимицу академии. Пусть расскажут всем, что она была беременна. Если они превратят Мару в обрюхаченную любимицу СМИ, приговор для этого больного ублюдка будет намного хуже, когда дело дойдет до суда.
Больной ублюдок, о котором идет речь, доктор Уэсли Фицпатрик, в настоящее время находится под замком в тюрьме строгого режима, где он медленно, но верно раскрывает свои тайны, демонстрируя всему миру, насколько безумен. Ему не нужна никакая помощь СМИ; Уэсли Фицпатрик быстро становится именем нарицательным; народ Америки ненавидит его.
— Пакс потопил лодку, — из ниоткуда категорично утверждает Кэрри.
Я вздрагиваю, не в силах скрыть своего удивления.
— Что?
— Да. Дэш только что написал мне. Рэн собирается убить его, судя по звукам.
Так вот почему он вернулся в страну.
— Он просто ходячая катастрофа, — бормочет Кэрри. Подталкивая меня локтем, она одаривает меня понимающей полуулыбкой. — Слушай. Я знаю, что из-за всего, что произошло, мы так и не поговорили о том, что произошло той ночью. Знаешь. В ночь вечеринки. Между тобой и им…
Я отступаю на шаг, делая резкий вдох. Кэрри вообще ничего не упоминала обо мне и Паксе. Откуда она вообще знает, что что-то случилось? Кровь отливает от моего лица.
— Э-э-эм… Я не… я не могу…
Я никогда не могла говорить о Паксе. Не с моими подругами. Ни с кем. Каждый раз когда его имя всплывает в разговоре, меня охватывает такая сильная, ужасающая паника, что я едва могу дышать, не говоря уже о том, чтобы произносить слова.
Карина видит эту панику сейчас, когда я поднимаюсь еще на одну ступеньку, вытирая ладони о джинсы; она хватает меня за запястье, прежде чем я успеваю полностью отойти.
— Я не говорю, что ты обязана говорить об этом. Просто даю тебе понять, что ты можешь, — объясняет она. — И, полагаю, мне просто хочется убедиться, что с тобой все в порядке. Я имею в виду, что просто не могу представить, что эта ситуация закончилась хорошо…