— Знаешь, ты очень похож на нее. На свою мать.
Ох, к черту это.
— Прерву тебя на этом, спасибо.
— Что? Имеешь что-то против того, чтобы тебя сравнивали с членом семьи? — Парень холодно смеется.
— Мередит не член семьи. Она вынашивала меня. На этом все.
Реми склоняет голову набок, внимательно наблюдая за мной.
— Вынашивать ребенка в течение девяти месяцев — это немалый подвиг, чувак. Тебе не кажется, что это само по себе означает, что ты должен…
— Нет, я ей ничего не должен. И просто для справки, она вынашивала меня всего восемь месяцев. Заставила вытащить меня на месяц раньше, потому что я, видишь ли, сдавил ей седалищный нерв. Мои легкие еще даже не были должным образом сформированы. Меня поместили в инкубатор на несколько недель. Итак, продолжай. Продолжай говорить мне, какая она замечательная мать.
Парень пожимает плечами.
— Наверное, это довольно хреново. Хотя, похоже, у тебя все получилось просто отлично.
Я забрызган кровью, на мне больше чернил, чем у обычного заключенного, я брею волосы до корней, и за последние три года не улыбался без изрядной доли злобы. Похоже, «получилось просто отлично» — это субъективный термин для Реми. С другой стороны, он каждый день имеет дело с больными людьми. Все части моего тела функционируют. У меня имеются все конечности. Я могу дышать без посторонней помощи. Когда вы видите, как люди проходят через больницу в буквальном и переносном смысле, человек в моем состоянии считается на пике физической подготовки.
— Если ты пришел сюда, чтобы сказать мне, чтобы я не кричал на нее, можешь забыть об этом. В тот момент, когда часы пробьют час, я направлюсь прямо туда. И тебя здесь не будет, чтобы, блядь, остановить меня.
— Тяжело, когда кто-то, кого ты любишь, так серьезно болен, да?
Я чуть не давлюсь собственным языком.
— Меня не волнует эта женщина.
— Ой ли? Не так много людей, которых я знаю, будут торчать за пределами больницы в течение двенадцати часов, спасать чью-то жизнь, покрываться кровью и не идти домой переодеваться, потому что им все равно.
— Отвали, Реми. — Вытаскиваю пачку сигарет впервые с тех пор, как меня чуть не сбил «Эво». Зажимаю одну сигарету между губами, хмурясь, когда прикуриваю, ожидая, что парень поймет намек и уйдет.
— Полагаю, было бы пустой тратой времени напоминать тебе, что ты отравляешь себя перед зданием, полным больных людей? — говорит он.
Я затягиваюсь сигаретой, наслаждаясь жжением, когда дым проникает в мои легкие.
— Ты прав.
— И ты даже не собираешься спросить о ней?
Я искоса смотрю на него, снимая воображаемую табачную крошку с кончика языка.
— О Мередит?
— Нет. О девушке, которую ты спас.
— Ты имеешь в виду девушку, которая чуть не умерла, потому что ты был слишком занят, зависая на «Грайндере»2, чтобы выяснить, почему я звал на помощь?
Реми выглядит так, словно только что откусил что-то мерзкое.
— Это должно быть оскорбительно? Подразумевая, что я был на «Грайндере», ты тем самым подразумеваешь, что я гей? И ожидаешь, что я расстроюсь из-за этого?
— Я ни на что не намекаю. Мне насрать, гей ты, натурал или сексуально амбивалентен. Ты слышал, как я кричал, и был слишком занят своим телефоном, чтобы выяснить причину. Я высказываю тебе по этому поводу.
Я ожидаю, что он будет спорить, но парень пожимает плечами.
— Ты прав. Я должен был выйти. Конечно, ты вел себя как маленькая сучка, но это не оправдание. Я должен был прийти и проверить, что, черт возьми, происходит. К счастью, девушка не умерла…
Я прищуриваюсь, глядя на него.
— Серьезно? Не умерла?
— Как я и сказал. Ты спас ей жизнь. У нее впереди долгий путь. Восстановление будет нелегким. Но она дышит благодаря тебе.
Секунду я молча перевариваю это. Думаю, что испытываю облегчение. Я делал все, что было в моих силах, чтобы не думать об этом, о Пресли, с тех пор как вышел сюда, но это было так же невозможно, как пытаться не дышать.
— Сомневаюсь, что я получу открытку с благодарностью по почте в ближайшее время, но неважно, — бормочу я.
— Что это значит?
Я закатываю глаза.
— Ты видел ее запястья. Она довольно ясно выразила свои желания, когда вот так вскрыла себе вены. Она не хотела, чтобы ее спасали, чувак.
Вертикальные. Раны были вертикальными. Моя старшая двоюродная сестра обычно резала себя напоказ. У нее были горизонтальные разрезы. Крики о помощи, или о внимании, или освобождении, в зависимости от того, какой это был день недели. Пресли имела в виду именно это, когда приставила лезвие к своей коже. Это чертово чудо, что девушка выжила.