— Если есть что-то, чему я научился, работая здесь на протяжении многих лет, так это тому, что нельзя делать предположений о намерениях кого-то другого, малыш, — говорит Реми. — Черт, почему бы тебе не дать мне одну из них. — Он указывает на пачку сигарет.
Я даю ему сигарету, главным образом потому, что ошеломлен тем, что буквально минуту назад парень читал мне лекцию о курении перед больницей только для того, чтобы потом сделать это самому. Все еще в своей медицинской форме. Реми прикуривает и возвращает мне зажигалку.
— Хуже всего ночью. Депрессия. Тревога. Страх. Беспокойство. Демоны людей выползают из тени и беснуются, как только садится солнце. Возможно, в этом было дело, когда она сделала это, но кто знает. Она могла немедленно пожалеть об этом. Передумать. Не узнаешь, пока не спросишь ее.
Я невесело смеюсь, стряхивая пепел с кончика сигареты.
— О чем, черт возьми, ты говоришь? Я ни о чем ее не собираюсь спрашивать.
— Ты не собираешься с ней увидеться?
— Зачем мне это? Будет достаточно плохо видеть ее в школе. Мне не нужно…
— Подожди, ты ее знаешь?
Я пожимаю плечами.
— Да, придурок. А как ты думаешь? Мы оба учимся в академии. — Конечно, мне не нужно уточнять, какую академию я имел в виду. Здесь есть только одна: печально известный Вульф-Холл.
— Ну, и как ее, блядь, зовут? Мы пытаемся выяснить, кто она такая, уже несколько часов, а ты, черт возьми, ее знаешь. Господи Иисусе, чувак.
— Пресли Мария Уиттон-Чейз, — говорю я. — Я не знаю ее родителей. Тебе придется позвонить в школу, чтобы узнать информацию о ее ближайших родственниках.
— Пресли? Что это за имя такое?
— Откуда, черт возьми, мне знать, чувак? То, что дали ей родители. Я едва знаю эту девушку. Позвони в академию. Получи от них все, что тебе нужно, хорошо? Я не хочу вмешиваться.
— Я бы сказал, что для этого немного поздновато.
Я с особой силой затягиваюсь сигаретой, морщась от жжения в горле.
— Ты сам это сказал, — продолжает он. — Тебе придется видеться с ней в школе. И это очень важно — спасти чью-то жизнь. Это изменит тебя так же сильно, как все это изменит ее.
— Вау. Выплевывание фактов. Да, ты настоящий Сенека. Не могу дождаться, когда выпустишь свою книгу по моральной философии. Уверен, что в одночасье она станет бестселлером «Нью-Йорк таймс». Ты ни хрена обо мне не знаешь, чувак. Я забуду обо всем этом, — я машу рукой на то место на земле, где меньше часа назад было кровавое месиво, — к обеду. К вечеру забуду и о Мередит. Я не трачу энергию на вещи, которые, черт возьми, не имеют значения.
Реми улыбается приводящей в бешенство улыбкой.
— Ладно, чувак. Если ты так говоришь.
— Я только что это сделал.
Он весело выдыхает, когда проверяет экран своего телефона.
— Мне нравится твой образ мыслей, правда нравится, но сомневаюсь, что он сохранится. Похоже, твоя Пресли Мария Уиттон-Чейз только что очнулась, мой друг. И она уже спрашивала о тебе.
Она спрашивала обо мне?
Какого хрена ей это делать?
Реми ухмыляется и уходит.
— Лично я думаю, что тебе следует навестить ее. Никогда не знаешь наверняка. Она может быть довольно крутой.
ГЛАВА 10
ПАКС
Я иду домой и принимаю душ. Не хотел этого делать. Подумал, что брызги крови добавят театральности моему выступлению, когда ворвусь в комнату своей матери, как олицетворение гнева, но через некоторое время понял, что на мне кровь Пресли, как принадлежность соучастия. Моя кожа начала чесаться. Она высохла и начала отслаиваться. Кроме того, маленький ребенок заплакал, глядя на меня, когда отец выносил его из больницы на руках, и после этого я почувствовал себя странно.
Как только принимаю душ и переодеваюсь, я проверяю время и обнаруживаю, что сейчас только десять утра. Еще три часа, прежде чем я смогу официально встретиться с Мередит. Решаю, что пару часов сна не помешают — мое тело все еще так измучено сменой часовых поясов — и вырубаюсь на диване в гостиной.
Просыпаюсь пять часов спустя и обнаруживаю, что Рэн сидит на кофейном столике, ест кроваво-красное яблоко и смотрит на меня. Его густые темные волосы представляют собой бунт волн и наполовину сформированных завитков, торчащих во все стороны. Если бы Тимоти Шаламе немного пополнел, думаю, именно так он бы выглядел. Мой друг одет в свободную футболку AC/DC и потрепанные, рваные джинсы; толстая книга, зажатая под его правой рукой, дополняет его стандартную униформу Рэна Джейкоби. Вонзив зубы в яблоко, он смотрит на меня глазами цвета выцветшего нефрита.