— Тебе будет приятно узнать, что я простил тебя, — объявляет он.
Я приподнимаюсь на локте.
— Приятно?
Пожав плечами, он откусывает еще один огромный кусок.
— Если у тебя есть хоть капля здравого смысла.
Смех подступает к горлу, но я проглатываю его. Потому что склонен нервировать людей, когда улыбаюсь; приступ раскатистого смеха может напугать даже самого темного лорда Бунт-Хауса.
— Мы с тобой оба знаем, что у меня его нет.
Он хмыкает — справедливое замечание — и небрежно вытирает капельку яблочного сока с нижней губы тыльной стороной ладони. Слава Богу, женское население Вульф-Холла не стало свидетелем того, как он это сделал. Они бы коллективно сорвали одежду со своих тел и вступили в борьбу, чтобы решить, кто будет трахать чувака, а у меня сейчас нет сил судить такое дерьмовое шоу.
Я беру у него яблоко, запихиваю его себе в рот и откусываю. Сахар взрывается у меня на языке, вызывая боль во рту.
— Знаешь… — Я сглатываю. — Жутко наблюдать за людьми, когда они спят.
Он смеется, одна темная бровь многозначительно выгибается.
— О, я делал намного, намного хуже.
— Я даже не хочу знать. — Застонав, я откидываюсь на диван, прикрывая лицо рукой и закрывая глаза.
Рэн забирает яблоко обратно и продолжает есть. Секунду никто из нас ничего не говорит, но потом я начинаю; даже не знал, что собираюсь говорить, пока мой рот не открывается и слова не выходят наружу.
— Мне жаль. Знаешь. Насчет лодки.
— Все в порядке.
Я приподнимаюсь на локте и краем глаза смотрю на него.
— Что значит «все в порядке»?
— Ты действительно думаешь, что я бы позволил тебе приблизиться к этой штуке, если бы она не была застрахована в два раза дороже своей гребаной стоимости? Ты, наверное, оказал моему старику услугу. И вообще, когда я когда-нибудь отказывался от возможности позлить его? Ты бы видел его гребаное лицо.
— Так что на самом деле ты пытаешься сказать, что сожалеешь о том, что ударил меня вчера на ступеньках?
— Нет, — сухо говорит он. — Я этого не говорю. Ты заслужил это честно и справедливо. Где ты был сегодня утром?
Я резко оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
— Хм?
— Я слышал, ты встал и свалил отсюда в три или около того. Куда, черт возьми, тебе нужно было так спешить?
Я ни словом не обмолвился о диагнозе моей матери. Не знаю почему, но просто этого не сделал. И не готов говорить об этом сейчас. По какой-то причине говорить о том, что произошло прошлой ночью, особенно о том, что случилось с Пресли… У меня нет никакого интереса пересказывать что-либо из этого. Но я не лгу своим парням. Так что вместо этого я чертовски груб.
— Не твое чертово дело.
— Мило. — Рэн не смущен; сарказм только для виду. — Я собираюсь заказать суши. Хочешь?
Не думаю, что Рэн ел столько суши в Японии, сколько я.
— Убирайся отсюда к чертовой матери со своими мерзкими суши из Занюхосранска, штат Нью-Гэмпшир. Я лучше умру с голоду.
Он встает и роняет что-то мне на грудь.
— Поступай как знаешь. — Это его яблочный огрызок. Этот ублюдок только что бросил свой обглоданный яблочный огрызок прямо на меня. Мудак. Я хватаю его за черенок, готовясь швырнуть обратно в Рэна, но он уже парирует, держа свою огромную книгу на расстоянии вытянутой руки. Прямо над моим барахлом.
— Не смей, черт возьми, Джейкоби. — Я обнажаю зубы, просто чтобы дать ему понять, что говорю серьезно, но он, похоже, не воспринимает угрозу всерьез. Рэн снова многозначительно выгибает свою бровь.
— Скажи, куда ты ходил прошлой ночью.
— Нет.
Он пожимает плечами.
— Хорошо. — Книга падает. У меня как раз достаточно времени, чтобы отклонить ее коленом, отправив на пол, прежде чем она сможет приземлиться прямо на мои яйца.
Я рычу, вскакивая с дивана.
— Хорошо, что у меня рефлексы кошки. — Однако этот ублюдок перепрыгивает через кофейный столик прежде, чем я успеваю его схватить. Клянусь Богом, когда я доберусь до этого ублюдка…
— Отвали, Дэвис. Ты потопил яхту стоимостью в три миллиона долларов, и я простил тебя. Мы даже близко не сравнялись.
— О, мы, черт возьми, квиты!
Однако я позволяю ему уйти. У меня нет времени затевать с ним драку прямо сейчас. Есть очень срочное дело, которым я должен заняться прямо сейчас. Гораздо более важная битва, которая назревала в течение гребаных лет.