Выбрать главу
* * *

Электронное письмо от Синтии сообщает подробности встречи с Кэтрин Майер из «Юниверсал» в конце недели. Они по-прежнему никому не показывают сценарий, что делает будущую встречу еще загадочнее и соблазнительнее.

Завтра утром у меня фотосессия для журнала «Студия», а во второй половине дня – первое прослушивание в Лос-Анджелесе. Две большие сцены. Восемь страниц – в основном мои реплики. Диалог с участием заваленной работой женщины-копа из Бостона, которая узнает, что ее новый муж обвиняется в давнем изнасиловании. Звучит интригующе. К тому же мне нужно говорить с бостонским акцентом – получается забавно. Я стараюсь изо всех сил: «Парковка. Парковка», выводя гласные на новоанглийский лад.

А потом решаю отправиться в открытый бассейн на 32-м этаже – и порепетировать, и понырять, и поплавать, и подремать. Натягиваю купальник, набрасываю на плечи пляжное полотенце – на случай если встречусь с другими жильцами, – обуваю сандалии. Мельком вижу свое отражение в зеркале спальни: бледная английская кожа, усталые опухшие глаза. Вспоминаю Наоми Фэрн, стараясь не сравнивать себя с ней. Но все равно сравниваю. А потом начинается цепная реакция: я представляю их вместе – как они болтают, едят, смеются… А меня как будто никогда не существовало.

Все, что я получила, – три слова. Этот человек не предупредил меня, ничего не объяснил. Я не заслужила. Ему наплевать, что со мной происходит. Меня выкинули, как старую одежду…

Стоп. Нельзя зацикливаться. Что сделано, то сделано; хождение по кругу ничего не даст. У меня есть привычка, которая всегда хорошо помогала в работе: вникать в суть человеческих отношений, репетировать и репетировать до тех пор, пока не откроется смысл. Но сейчас это не поможет. Он ушел. Он не любил. Он нашел другую. Больше ничего не осталось. Так и сходят с ума.

Беру полотенце, флакон с солнцезащитным кремом, сценарий и направляюсь на террасу на крыше. Нельзя думать о плохом, хотя именно такие мысли и лезут в голову.

5

Погружение

Понедельник, 8 февраля

Из-за разницы часовых поясов просыпаюсь до рассвета. Лежа без сна, наблюдаю, как свет медленно просачивается сквозь краешки жалюзи, и мысли принимают опасный оборот. Вспоминаю первую ночь после ухода Джорджа, когда я уже начала волноваться. Джордж еще не отправил мне эсэмэску из трех слов – она придет только на следующий день, а Энди из «Чудо-грузчиков» уже давно ушел. Сидя в тишине своей квартиры, я вдруг решила: что-то не так. Может, с Джорджем что-то случилось? Может, Энди на самом деле не из «Чудо-грузчиков»? Я была так уверена в этом, что даже позвонила другу Джорджа, Гарри, – убедиться, что с Джорджем все в порядке. Я вздрагиваю на белоснежных лос-анджелесских простынях, вспоминая тот разговор. Гарри сообщил, что с Джорджем все нормально. И хотя Гарри не мог сказать, встретил ли Джордж другую – не его это дело, он посочувствовал мне из-за нашего расставания. И даже осудил Джорджа за то, как тот это сделал. Хотя именно Гарри помог Джорджу выгрузить вещи, привезенные Энди. А потом они пошли в паб.

Они пошли в паб…

В припадке ярости сбрасываю одеяло и одеваюсь, чтобы пойти в бассейн – поплавать до рассвета. Нужно избавиться от злости и стыда.

Толкаю тяжелую дверь террасы у бассейна, выхожу на свежий калифорнийский воздух, вспоминаю новости про BAFTA, и на меня накатывает волна радости. Я греюсь в ее лучах. Напоминаю себе, что путешествие в Лос-Анджелес только начинается, и оно похоже на рождественский рассвет.

На крыше больше никого, и я выглядываю за стеклянные ограждения по краям. Город внизу начинает просыпаться. Кроме Мигеля и администратора на ресепшене, я еще не видела в здании ни души. С другой стороны, это не так уж странно, ведь я приехала лишь вчера вечером.

Оставшись в купальнике, погружаюсь в прохладу бассейна – моя кожа еще теплая после сна. Когда я плавно скольжу по сине-зеленой глади, вокруг полная тишина, не считая плеска поднятых мной волн.

После несколько заплывов, стоя по пояс в воде, наблюдаю, как над Лос-Анджелесом поднимается солнце. Любуюсь его лилово-персиковыми лучами, и мои покрасневшие от хлорки глаза затуманиваются. В наступившей тишине слышны только мое дыхание и далекий шум автострады. Занавески в кабинке для переодевания плавно колышутся на утреннем ветерке.