Адель. Скажи что ты шутишь, Бобо!
Бобо. И потому от него нужно избавиться!
Адель. Какой же он паралитик? Посмотри, это же молодой человек! Ты же только что говорил, что он совсем молодой! Вот у него и прыщик.
Бобо. Молодой, говоришь?
Адель. Молодой. Вот у него и прыщик.
Бобо. Молодой в доме мне тем более не нужен. Сейчас мы его вынесем.
Адель. Куда вынесем?
Бобо. В укромное место, куда же еще. В таких случаях выносят в укромные места, это я знаю.
Адель. Откуда ты это знаешь?
Бобо(Улыбается). Откуда я знаю? Я тебе скажу, если ты подзабыла. Я все повидал на своем веку. Забыла?
Адель. Я ничего не забыла.
Бобо. Так неужели ты думаешь, что я не знаю, как нужно поступать в подобных случаях?
Адель. Да как же так?
Бобо. Или ты думаешь, что я никого никогда никуда не выносил в укромные места?
Адель. Ты?
Бобо. Я.
Адель. Ты?!
Бобо. Тысячи раз. Десятки тысяч раз, сотни тысяч раз. Иногда мне кажется, что я только и делал в этой жизни, что выносил кого-нибудь куда-нибудь в укромные места. Быть может от того меня и парализовало.
Бобо берет край простыни и волочит раненого с кровати. Адель цепляется с другого края и пытается противостоять Бобо.
Бобо. Ты тянешь не в ту сторону.
Адель. Не дам!
Бобо. Ты тянешь не в ту сторону! Зайди с моего края.
От всей этой возни раненый падает с кровати. Адель кричит и падает рядом с ним в обморок.
Бобо(Садится на край кровати, вытирает лоб). Вот она-молодость! Никуда не годятся. Однако, как они прекрасны. Дети! Совсем дети! Как они прекрасны, когда молчат, не проказничают. Глаз не оторвать. Но это-только когда молчат, а как принимаются что-нибудь делать, тяжкий труд следить за ними, направлять их. Попечительство. Мой крест. Как хочется отказаться от всего этого. Вот так взял бы их теперь, положил в коробочку с ватой, среди елочных игрушек и любовался. Надоело-закрыл, захотел полюбоваться-вот они, на месте. Мои. Принадлежат мне. Не друг-дружке, а мне. И всегда моими будут. Поиграл, когда поиграть хочется. Наигрался-убрал. Знаю, лежат себе тихонечко. Красивые. Новенькие. Ничего предосудительного не позволяют себе. Прекрасная, прекрасная жизнь. В моем возрасте тоже игрушки требуются, и, может быть и в большей степени, нежели в детстве. Но так, увы, не бывает.
Попечительство. Святое дело. (Наклоняется над Аделью и бьет ее по щекам, как обыкновенно поступают в случаях обморока). Поднимайся, Адочка, вставай, поднимайся! У нас совсем нет времени на обмороки. (Бьет Адель по щекам). Вставай.
Адель(Открывает глаза). Где я?
Бобо. Дома.
Адель. Что со мной?
Бобо. Ты отдыхала. Ты очень устала и тебе захотелось отдохнуть. Ты так много работаешь, любовь моя.
Адель. Я устала?
Бобо. Да, сначала ты кормила меня, потом мы пытались вынести факельщика, потом ты стремительно уснула, и вот, наконец, глазки твои открылись, любовь моя. С добрым утром.
Адель. Мы никуда не понесем его. Ты слышишь?
Бобо. Я хорошо тебя слышу.
Адель. Мы никуда не понесем его.
Бобо. Почему?
Адель. Он останется здесь. И я позову врача.
Бобо. Кого?!
Адель. Врача.
Бобо. Того чужака, что прописал мне паралич?
Адель. Хорошо, позовем другого, если этот тебе не нравится.
Бобо. И что мы ему скажем? Скажем, что убили человека?
Адель наклоняется к раненому, слушает его сердце.
Адель. Не могу понять.
Бобо. Что еще случилось?
Адель. Не могу понять.
Бобо. Что ты не можешь понять?
Адель. Я не слышу сердца.
Бобо склоняется над раненым. Берет его руку, пробует пульс.
Бобо. Ну вот, видишь?
Адель. Что?!
Бобо. Ты противишься мне, а не нужно противиться человеку, все повидавшему на своем веку никогда. НИ-КОГ-ДА.
Адель. Что?!