Его покой прервал истошный женский крик.
Колтунов вскочил.
– Что? Где? Кто кричал?
Синицын тоже проснулся.
– Скорее всего, Мария Львовна.
Тишину вновь разорвал вопль.
– Да, это она.
– Наверное, начался кризис, – предположил Синицын.
По коридору кто-то пробежал. Скорее всего, это был Игнатьев.
– Возможно. Ты будь здесь, я схожу и посмотрю. Может, потребуется убрать Романа, если он будет ломиться в спальню. – Колтунов натянул джинсы, майку, босиком пошел по лестнице, поднялся на второй этаж.
Двери спальни были открыты. В комнате горел верхний свет.
Игнатьев, трезвый как стекло, стоял у стены. Докторша и медсестра успокаивали Марию, бившуюся в истерике.
Колтунов встал рядом с другом и спросил:
– Пробило?..
– Наверное.
Истерика продолжалась недолго. Медицинская сестра сделала Марии укол, через пять минут она успокоилась, а вскоре уснула.
Врачиха вытерла пот с лица, взглянула на Игнатьева.
– Выключите свет!
Тот подчинился. Потом все вышли из спальни.
В коридоре докторша сказала:
– Ну вот, самое страшное позади. Где мы можем отдохнуть? Но недалеко отсюда.
– В комнате Макса, если вас это не пугает, – предложил хозяин дома.
– Нас не пугает. Комната напротив?
– Да. Там чистая постель.
– А место для медсестры есть?
– Кресло-кровать. Максим в детстве любил спать на нем.
– Устроит.
– А Маша надолго успокоилась? Не повторится приступ?
– Нет, – категорично заявила врачиха. – Мы дали ей сильное снотворное, до обеда должна спать. Но если проснется, мы услышим.
– Ей теперь будет легче?
Врачиха внимательно посмотрела на Игнатьева.
– Насколько может быть легче матери, потерявшей сына. Но она постепенно успокоится. Не напрасно говорят, что время лечит все.
– Но не в моем случае, – со злостью процедил Игнатьев.
– Что вы имеете в виду? – спросила докторша. – Вы чувствуете боль?
– Да, вот здесь. – Отставной майор указал на левую сторону груди. – Ее никакими вашими препаратами не вылечишь. Для этого нужны другие, куда более эффективные средства. – Игнатьев резко развернулся и пошел в кабинет.
– О каких средствах говорил Роман Семенович? – спросила врачиха у Колтунова, который только пожал плечами.
За окном уже брезжил рассвет.
Глава 3
Колтунов вернулся в Москву днем, в начале двенадцатого. В это время во дворе машин было мало. Он спокойно припарковался, закрыл «Форд», поднялся на свой этаж.
Дома никого не было. Жена на работе в поликлинике, сын в школе. Юрий перекусил, выпил крепкий кофе, потом достал из секретера шкатулку, в которой хранил свой наградной «ПМ». Без обоймы, чтобы двенадцатилетний сын случайно не наделал беды. Заряженная обойма лежала на шкафу.
Колтунов проверил пистолет. Ствол в полном порядке, смазан. Птаха говорил, что достанет оружие. Но и наградной «ПМ» лишним не будет. Даже на случай внезапной проверки, при наличии, скажем, в машине другого ствола. Полиция увидит один, с которым все в порядке, а второй искать не станет. Да и кто знает, что за оружие привезет Синицын?.. Это пристрелянное, проверенное. Не заклинит в самый ответственный момент.
Колтунов услышал, как в замке заскрежетал ключ. Судя по времени, жена пришла, но почему она пытается открыть своим ключом? Не увидела их машины во дворе? Юрий прошел в прихожую, открыл дверь.
– Ты дома? – воскликнула супруга.
Он забрал у нее два пакета. Ольга по дороге зашла в магазин. Непонятно только зачем, ведь они в воскресенье плотно затарились в гипермаркете.
– Во-первых, здравствуй, Оля.
– Ой, извини, привет! – Она поцеловала мужа. – А я вот в хозяйственный заглянула, купила всякой мелочи.
Они прошли на кухню.
– Рассказывай, как съездил, – сказала Ольга и села на стул.
Колтунов устроился напротив.
– Я бы предпочел, чтобы таких поездок не было.
– Что ж все-таки случилось с Максимом? Отчего он умер?
– От передозировки наркотиков.
– Что?.. – Глаза Ольги округлились. – Максим употреблял наркотики?
– Да.
– Но зачем? Все у него складывалось хорошо, и в учебе, и в спорте.
– На этот вопрос он уже не ответит, Оля.
– Ужас! Не представляю, как Мария пережила такую беду.
– Она в плохом состоянии.
– Еще бы! А Роман?
– Рома мужик, он держится.
Колтунов рассказал жене, как прошли похороны, о том, что произошло после поминок и ночью.
– Ты бы слышала этот невыносимый, нечеловеческий крик!