– Деньги-то откуда берет? Хахаля очередного подцепила?
Илья спрашивал сухим, деловым тоном, знал по опыту, что для мужика жалость смертельна. Нет ничего хуже для мужчины. Расслабляет, лишает воли. Лучше уж пусть холодная конструктивная злость, она хоть продуктивна, направлена на решение проблем. Не то, что розовые сопли жалости к себе любимому.
– Да, привела какого-то чуркобеса с рынка… Ахмедом зовут…
По напряжению, прозвеневшему в голосе подростка, Илья безошибочно определил, что отнюдь не очередной материнский запой, а как раз этот вот Ахмед и составляет сейчас главную проблему.
– И что этот Ахмед? Живет теперь у вас?
– Живет, сука!
Похоже, прорвало, наконец… Андрей заговорил вдруг быстро-быстро, словно торопясь выплеснуть все, что долго назревало, копилось внутри.
– Живет. У нас-то на халяву, не то, что в гостинице. А чтобы не выгнали, мать спаивает! А та зальется водкой паленой, так что аж в глазах плещется, и на меня орет, чтобы я значит, с дядей Ахмедом уважительно общался. Какой он мне дядя, чурка нерусская! Еще тоже свои порядки устанавливать пытается! Урод! Замочил бы гада!
– Ну-ну, остынь… Не кипятись так… – Илья успокаивающе положил ладонь на плечо юноши.
Уж кто-кто, а он-то доподлинно знал, что в устах Андрея Гринева угроза убийством отнюдь не пустые слова и не лишенная практического смысла, повсеместно принятая в обезумевшем российском обществе фигура речи. Этот действительно мог убить и уже не раз доказывал свою способность к такому поступку на деле. Вообще, на месте незадачливого рыночного торговца Илья давно уже съехал бы от греха подальше от имеющей такого сына сожительницы. Штука состояла в том, что торгаш, бедолага, в упор не представлял, с кем связался, считая путающегося под ногами мальчишку не более опасным, чем дворовый щенок. А так и до крови недолго… До серьезной, большой крови… 43-ий вполне способен натурально выпустить кишки темпераментному южному гостю. И подвигнуть его на это вовсе не тяжело, чай дело привычное… Оно бы и ничего, одним больше, одним меньше… Вряд ли баланс Вселенной хоть как-то изменится от такой потери… Но вот вопросов потом у правоохранительных органов будет выше крыши.
К сожалению, член Братства не может позволить себе такой роскоши, как решение личных проблем, с риском подставить организацию. Ведь одно дело замочить во время налета на порностудию подвернувшегося под руку армянина, с которым тебя ничего не связывает, и которого ты вообще впервые в жизни увидел, и совсем другое зарезать сожителя своей матери, имея к тому четко прослеживающийся личный мотив. Если первое преступление имеет шанс быть раскрытым только при взятии на месте с поличным, или если у тебя самого слишком длинный язык, то во втором случае любой мало-мальски грамотный следователь сразу вцепится в тебя как в наиболее перспективную версию. А там и до масштабного провала всей группы недалеко. И даже если такой засветки не произойдет, то все равно разменивать одного из лучших, проверенных в реальном деле боевиков на безобидного продавца арбузов, или чем он там еще на рынке торгует, недопустимая роскошь.
Все эти соображения молнией пронеслись в голове Ильи, сформировавшись в четкий и ясный вывод: парня надо каким-то образом изолировать от навязанного непутевой матерью соседства, иначе до добра это не доведет.
– Слушай, а ты не хотел бы какое-то время пожить вне дома? Ну не вечно же этот хлыщ будет у вас обретаться… Рано или поздно съедет…
– А мать как же? – Андрей впервые за весь разговор прямо и вопросительно взглянул в глаза учителю.
– Мать? Мать, это, конечно, брат, вопрос… – задумчиво протянул Илья. – Ее спасать надо, тут даже без комментариев, и так все ясно…
– Ну вот, сами говорите… Куда же я от нее?
– Э нет, парень, ты давай не передергивай. Я же сказал, что мать бросать нельзя в такой ситуации. Но не бросать можно по-разному…
– Это как?
– А вот так… Можно, так как ты, пытаться ее вразумить, мешаться, дергать постоянно за руку. На ее чебурека наезжать… Только что из этого выйдет в итоге?
– Что выйдет? Одумается, может быть…
– Вот, то-то, что только может быть… А скорее всего не одумается, а тебя возненавидит. Ты же сейчас ей помеха во всем: хочется выпить, забыться, ты не даешь, хочется последней любви, уж извини, что я так по больному, опять ты на пути… Она так чего доброго решит, что это ты из ревности ее женскому счастью мешаешь…