– Мама, кто это? Та, что всегда в тебе, в твоей тени?– уставшим голосом спросила я.
– Тебе доступен весь спектр моей личности, я открыта перед тобой. Стою вся как есть – ответила голограмма.
– Мне не нравится она, – я кивнула в сторону холодной тени, откровенно избегая соприкосновения наших глаз
–А мне не нравится она, – она указала на пухлую от слёз луноликую девчонку.
– Это мои эмоции, а не я, и я учусь ей управлять, – девочка послушно встала за моей спиной и выпрямила спину. Я своим голосом подняла градус разговора. Пронзительные немые упрёки, кратко выраженные в вопросах с точками в конце, непринятие ответов, искажение истины.
– Учись старательней, у тебя плохо получается. Эта женщина, с которой ты боишься встретиться взглядом – я, тебе угоден мой архетип, ты принимаешь все блага Служителя, но за моей спиной женский род, в нём есть всё, тебе еще неведомое, уважай это. Настанет время, – она улыбнулась так ехидно, с мудрой оскоминой в звучании слогов, что я готова была ринуться с кулаками на ту, что прямо и несгибаемо стоит рядом с моей мамой , но в кулаках был зажат дар, камушек со дна,– я вижу, тебе не терпится разжать кулаки, ослабь их.
Напряжение только нарастало. Я с трудом контролировала все свои грани. Кипела чайником. Это не ресурсное состояние, не ввергаться бы в него отроду. И когда я была на волоске от преступления, тень вышла вперед и перехватила мой взгляд. Эмоции готовы были напасть. Ловко тень настигла взглядом и их. Сверлила мою девочку взором, пока каждая мышца на её подвижном личике не была расслаблена, одновременно с этим мои кулаки разжались и камушек ударился о земь.
Этот камень..все посмотрели на него. Весь спектр наших двух личностей со всем приданым за спинами. Каждый понял символ выпавшего из рук лазурита по- своему. Время будет расставлять эти смыслы.
-Ты вымокла, пойдем за мной, – она собралась в кучу и ровно ничего не случилось указующим движением направила меня.
Я с сожалением посмотрела на камушек в последний раз, он проводил меня сиянием золотых и пиритовых вкраплений. Мы спускались стремительно. Смирение приходило, я не гнала его. В размышлениях путь близкий, солнце окончательно скрылось, мы подошли к поляне, припрятанной в гуще извилистых поворотов кустарника, сброшенной ноши горной породы и родных кедров-исполинов.
Посреди стоял костер, кругом костра сидели старые женщины: полы их платьев расшиты узорами, цвета цветов, волосы заплетены туго в многочисленные косы, поднятые высоко на лоб, толстые и извилистые, словно змеи скрутились на их голове и пускают в их тело целительную дозу яда. Сидели они на узких пнях, мягких от мха, их лица ждали и дождавшись нас, женщины начали свою мистерию.
Головы стучали такт и прокручивались одновременно, демонстрируя расслабленность позвоночника от самого его основания до головы змеи из кос, ритмичное жамканье звуков вскоре прояснили текст, они пели.
Их мелодичный язык был другим, но вместе с тем понятен всем и мне. Это как мать понимает первую болтушку своего дитя. Бабы воспевали ветер, землю, траву, росу, листву, словом любили всё в круге своего украшенного простотой и дикостью природы пространства.
Плавно к ним подходили статными и плотными шагами девицы, их косы толстым кнутом били по ягодицам, они несли себя аккуратно, их голоса вплетались в песнь, они новой волной усилили старую и теперь звук наполнил больше, чем удавалось видеть глазами, когда голоса поднялись высоко, так что макушка звенела, то колокол остановился, продолжившись в вибрации. Девицы залепетали радостно приветствуя себя и подруг улыбками, их веселье распылялось, они расплели косы, подняли юбки и с песнями неровными, с выкриками стали прыгать через костер, визг стоял, а я присела, мама потерялась в сумерках и я была довольна уединением-единством стихий беснующихся женщин и очарования природы.
Я любовалась лицами женщин, скоростью их реакции, блеском волос. В одной из жизней я появлюсь на свет фотографом, и всю её потрачу на поиск этих фрагментов, на сборку их в коллаж воспоминаний о том, что изначально, нерождено, истинно.
От искр костра и икр задорных женщин во мне пробудилось что-то особенное: теплота и взвинченность в паху. Так стыдно, ведь я раздета. Сделала несколько шагов назад и скрылась в темноте дикого шиповника. Укрылась, скрестив плотно ноги и подглядывала за танцами. Мои волосы то ли запутались, то ли мама меня отыскала.
– Ты теперь чистая, свежая, пора согреть платье, – она протянула мне тряпочку.
– Цвет водопада, в котором я тебя нашла, он проявляется в твоих ультрамариновых глазах, когда внутри у тебя тишина,– она уверенным движением вздёрнула тряпице и то развернулась в полотно.