На второй день Ярр, непривычно смущаясь, принес из дома кипу бумаги и коробку с угольками. Он чувствовал себя неуверенно, точно мальчишка-подмастерье, впервые взявший кисть; такого давно уже не бывало. Сначала пальцы сами заплясали по листку, радуясь привычному делу; из быстрых штрихов возникали взмах рук, заброшенный ветром на плечо завиток волос, подол платья. Агель, подойдя как-то и взглянув через плечо, только крякнул - и отошел, не сказав ни слова. Но потом - как застопорило; неживой выходила Яса, ненастоящей, непохожей на себя. Красивая, да, может быть, даже красивее, чем в жизни. Но - неживая; Ярр - за долгие годы - научился определять, есть ли правда в его рисунках. Он огорчился едва не до слез, сжег все свои наброски, кроме одного, который выпросил на память Тис. Впервые кисть в его руках оказалась бессильна передать живое очарование.
Поздними вечерами, уже в сумерках, на заднем дворе разжигали костерок. Хозяин трактира, по счастливой случайности, оказался охочим до песен и сказок, и постояльцы, радуясь невиданно низкой плате за комнату, охотно веселили его почти до полуночи. Пел чаще Тис - у мальчишки оказался негромкий, но чистый и верный голосок, и песен он знал множество. Яса петь не умела вовсе, но мастерски рассказывала сказки. Эти минуты остались в памяти Ярра как драгоценность: блики пламени скользят по лицам сидящих кружком людей, негромкий голос смешивается с треском полешек в пламени, кухарки порой утирают глаза передниками. И уже не важно, кто с кем сидит рядом; с иными из них Ярр - княжич - днем и словом никогда бы не перемолвился, а вот поди ж ты - бок о бок слушают, закрывая глаза, и у каждого перед глазами стоит своя собственная сказка.
И сказка эта стократ драгоценнее, если Яса повернется, подбрасывая хворост в огонь, и медные ее распущенные кудри случайно коснутся его плеча. Локти ее были шершавыми и острыми, ладони - жесткими, мозолистыми, с множеством царапин, шрамиков и трещин... Ярр, привыкший к белым, мягким, холеным ручкам знатных дам, не мог даже представить, что женские руки могут быть - такими.
- Вот эта - от костра... обожглась недавно, когда обед готовила, - смеясь, объяснила как-то Яса. - А мозоли - от топора, от вожжей...
- А это? - он коснулся длинного, тянущегося через запястье к локтю и скрывающегося под рукавом платья шрама - совсем свежего, недавно затянувшегося.
- Это... - девушка едва слышно вздохнула, - это мы недавно в Приморье не ко двору пришлись. Камнями нас закидали... Удирать пришлось... Агель ногу вывихнул, Тису макушку рассекли, а мне - вот, по плечу попали.
- Разве так бывает? - поразился Ярр.
- Всяко бывает, - ответила она беззаботно. - Где-то монеты, где-то - камни. У них там недавно бунт был, оказывается, а мы не знали - сыграли свою «Сказку о принце», вот за то и получили...
- Тебе трудно? - неловко спросил Ярр - и сам понял, каким глупым был его вопрос.
Но девушка пожала плечами:
- Почему же? Нет, обычно. Это же... ну, у меня жизнь такая. Я другой не знаю и не помню. Зимой, конечно, тяжеловато... а так - ничего. И это все-таки лучше, чем в деревне... у нас - дорога, новые люди, новые места. Всю жизнь доить одних и тех же коров - я бы не смогла, наверное. - И улыбнулась: - Просто вы не привычны к такому, господин. А мне чудной кажется ваша жизнь, я бы вот не смогла, как вы - целый день судьбы чужие в руках держать...
Он подарил ей шелковый платок - цвета глубокой морской волны, мягкий и переливающийся в руках, почти невесомый. Яса было вспыхнула, засияла от удовольствия, осторожно касаясь шелка тонкими пальцами. Но потом посерьезнела вдруг и сказала строго:
- Спасибо, господин Ярр, но только... не нужно этого больше. Его только благородным носить, а я... кто вы - и кто я, - и вздохнула едва слышно: - Мне и надеть-то его некуда - такой...
Ярр обиделся бы, если б не понимал, что она права. Гордая...
Он боялся коснуться ее руки, боялся сказать лишнее слово, чтобы не обидеть девушку. Таких, как она, княжич мог бы взять десятками - на день, на два, как игрушки, и никто бы слова ему не сказал. Он знал это, но никаких прав ему это знание не давало, потому что Яса - одна такая на всем свете. И не девчонка-простолюдинка она - благороднее, чем у иных дам, каждое ее движение, и наклон головы, и строгие взгляды. Подумать лишь, что несколько дней назад, он не знал, где живет его счастье. За одно ее слово он мог бы достать звезду с неба, как те царевичи, о которых она рассказывала...