«После 41-го хода белых Бронштейн задумался и не заметил, как к нашему столику подошел арбитр К. Опоченский (Чехословакия); заметил Бронштейн судью лишь после его слов: «Прошу записать ход…»
Это было неприятно моему партнеру, так как он во время всего матча стремился к тому, чтобы ход записывал я. Расчет был простым – растренированный вообще (Ботвинник готовил докторскую диссертацию и защитил ее вскоре же после матча. – В. В.) и утомленный после пяти часов игры в частности, Ботвинник долго будет обдумывать записанный ход, да и запишет скорей всего неудачный ход, затем последует мучительный ночной анализ, а при доигрывании еще останется мало времени до контроля… Практически это выглядит разумно, но из всех «правил» должны быть исключения!
Бронштейн сделал вид, что не расслышал арбитра, и сделал свой 41-й ход.
По шахматному кодексу это был так называемый «открытый» ход, записывать уже было нечего. Но Бронштейн расскандалился и требовал, чтобы ход записали белые. Опоченский растерялся и долго не принимал решения. Из зала неслись крики в мой адрес: «Позор!» – очевидно, это кричали коллеги моего противника по спортивному обществу (да, откровенно говоря, как всегда, зрители симпатизировали более молодому). Вопрос был решен после вмешательства Г. Штальберга (помощника арбитра). Он напомнил Опоченскому о правилах игры, и тот понял, что колебания неуместны».
Не правда ли, какой интереснейший, зрелищно и психологически, момент борьбы?! А ведь он никак не был и не мог быть отражен в записи партии, и можно только завидовать тем любителям шахмат, которым удается иногда как бы приподнять краешек завесы, незримо отделяющей шахматных актеров от публики, и проникнуть в тайны сложных, а порой и путаных взаимоотношений шахматистов во время борьбы, особенно когда решается судьба шахматной короны.
Этот эпизод происходил на виду у всех, что и вызвало бурную реакцию зала, хотя непонятно, почему Ботвинник считает, что выкрики относились к нему. По моим наблюдениям пожилой контингент болельщиков отдавал свои симпатии чемпиону мира, правда, болельщики зрелого возраста вряд ли стали бы нарушать привычную тишину шахматного зала столь темпераментными репликами.
Это далеко не единственный любопытный эпизод из числа тех, которые происходят при откладывании партий – процесс откладывания деликатен, требует аккуратного поведения как со стороны участников, так и судей. Бывает, что иногда нет никаких нарушений правил либо этики, а все равно происходит нечто, мимо чего не пройдет взор болельщика. На юбилейном, пятидесятом чемпионате СССР 1983 года чемпион мира Карпов, записывая ход, вынужден был прикрыть запись листком бумаги, так как его соперник, уставший после трудной пятичасовой борьбы, продолжал сидеть за столиком, причем машинально повернул голову именно в ту сторону, где лежал бланк партнера.
Конечно, далеко не всегда зрителям удается воочию быть свидетелями того или иного казуса, случившегося при откладывании или перед доигрыванием партии, но даже когда они узнают об этом постфактум, это всегда привлекает их внимание. Да и сами участники подолгу не могут забыть подробности того или иного засевшего в их сознании казуса.
Тот же Ботвинник, например, долго не мог простить своему многолетнему другу Эйве историю, которая случилась во время знаменитого ноттингемского турнира 1936 года, где молодой Ботвинник опередил и чемпиона мира (а им тогда был Эйве) и экс-чемпиона мира Алехина и многих других корифеев того времени.
Ботвинник отложил партию в примерно равной позиции и, убедившись, что не должен проиграть, незадолго до возобновления партии предложил Эйве ничью. «Да, конечно, – ответил мне доктор, – пишет Ботвинник в своих мемуарах. – Но как вы собирались делать ничью?»
Ботвинник в уверенности, что ничья принята, показал Эйве свой анализ, после чего чемпион мира не говоря ни слова забрал карманные шахматы Ботвинника и… исчез. За пять минут до возобновления игры Эйве вернул Ботвиннику шахматы со словами: «Очень сожалею, но последняя моя надежда на первый приз состоит в выигрыше этой партии…» Хороший аргумент, не правда ли? Через два хода Эйве сам предложил ничью, но встретил уже сердитый отказ. В итоге партия все же закончилась логическим ничейным исходом, но Ботвинник привел этот эпизод в своей книге сорок два года спустя (!) как пример нарушения спортивной этики…