Приходилось ли вам видеть, как у человека волосы встают дыбом? Мне однажды довелось. Зрелище, скажу я вам, впечатляющее.
В одном из последних туров чемпионата страны 1967 года Полугаевский встречался с Эдуардом Гуфельдом, тогда еще мастером. Натура очень эмоциональная, даже экспансивная, Гуфельд в шахматных спектаклях играет не главные, а чаще всего характерные роли, но в них бывает иногда чудо как хорош! Особенно ярко играет самолюбивый Гуфельд, когда в роли партнера выступает известный гроссмейстер – тут он действует с предельной самоотдачей.
Так вот встреча Полугаевский – Гуфельд. Полугаевский запланировал получить очко, оно ему крайне необходимо, да и соперник не из самых сильных. Словом, завязывается острое сражение, положение Гуфельда становится опасным, но он держится. Полугаевский лихорадочно ищет возможности для решающего удара, ищет, но не находит, минуты бегут, а Гуфельд держится! И даже готовит контрудар. Короче говоря, Полугаевский попал в цейтнот и просмотрел мат в два хода! До мата в турнирах такого класса дело, как правило, вообще не доходит, а тут еще трагедия произошла в разгар борьбы, при полной доске фигур. Полугаевский встал из-за стола в состоянии транса, глаза его не отрывались от доски, а волосы стояли дыбом в буквальном смысле слова.
По-своему еще более драматичная история случилась с Полугаевским в чемпионате 1977 года. Играя с Кареном Григоряном, он получил перспективную позицию и в самом радужном настроении обдумывал сорок первый ход. Как рассказывал Таль, «Полугаевский не замечал ни искоса поглядывавших на партию судей, ни соперника, непрерывно совершавшего челночные рейсы по сцене». С волнением наблюдали за происходившим и зрители, особенно те, кто надеялся на победу гроссмейстера.
Финал этой загадочной мизансцены был потрясающим: когда флажок на часах Полугаевского с еле слышным шелестом опустился, судья смущенно объявил ошеломленному гроссмейстеру, что тот просрочил время и, стало быть, потерпел поражение. Как?! Почему?! Ведь сделано сорок ходов, вот он бланк с записью, поглядите!.. Увы, Полугаевский дважды записал один и тот же, двенадцатый ход, и, следовательно, спокойно обдумывал он не сорок первый, а сороковой, контрольный ход… Я не видел Полугаевского в тот роковой момент, но вполне допускаю, что волосы опять стояли у него торчком.
И было от чего. Такие истории случаются крайне редко. Известен, правда, казус с Ботвинником во время его третьего матча с Василием Смысловым – в 1958 году. Пятнадцатую партию Ботвинник отложил в позиции, где его победа не вызывала сомнений.
«Трудно сказать, на что рассчитывали белые, когда продолжали партию; вероятно, на чудо, – писал впоследствии Ботвинник. – Как это ни странно, но чудо свершилось!» В ходе доигрывания Ботвинник, имея на два хода несколько минут, задумался, попросту забыв о часах! «Велико же было мое удивление, – писал Ботвинник дальше, – когда к доске подошел наш арбитр Г. Штальберг и объявил, что черные просрочили время… Конечно, подобные эпизоды бывают не очень часто, вероятно, один раз в жизни…»
Спускаясь после окончания партии по лестнице Центрального шахматного клуба, Смыслов, обмениваясь впечатлениями со своим тренером Игорем Бондаревским, не мог сдержать нервного смеха. Эту сцену я нечаянно наблюдал, поднимаясь по лестнице навстречу Смыслову.
А сколько прелюбопытнейших закулисных историй так и «пылится» за кулисами театра шахмат, оставаясь известными лишь крайне ограниченному кругу лиц.
Однажды, например, мне рассказали о случае, который произошел в Алма-Ате в ходе полуфинала чемпионата страны. Одному из участников предстояло доигрывать партию, а он не успел обстоятельно проанализировать отложенную позицию. Как добиться желанной отсрочки, чтобы перенести доигрывание на более поздний срок? Судьи могли позволить это шахматисту только в связи с плохим состоянием его здоровья. Но наш герой чувствовал себя великолепно!
И все же выход был найден: шахматист обвязал платком щеку, пришел к стоматологу и настоял на том, чтобы ему вырвали зуб. Скажу вам по секрету: почти совершенно здоровый… Это была блестящая, еще не известная в шахматной истории жертва – жертва зуба! Увы, она не вошла в сокровищницу шахматного искусства…
Если правомерно такое выражение, то наиболее кокетливо ведет себя на шахматной сцене один из самых талантливых и своеобразных актеров – Давид Бронштейн. Единственный из всех, он может надолго задуматься над первым ходом. Известен случай, когда Бронштейн, к удивлению зрителей, всякого навидавшихся судей и, естественно, самого противника продумал над первым ходом около сорока минут! Есть в этом и оригинальность, и игра в оригинальность, и просто чудачество, и психологический расчет (противник-то удивлен и даже озадачен!) – всего здесь понемножку.