– Как это вас угораздило предложить ничью в выигранной позиции? – спросил я мастера.
– Слишком уж уверенно играл Авербах, – последовал ответ…
Нынешний Геллер никак не реагирует на публику. Целиком поглощенный игрой, он почти не встает из-за столика и лишь изредка бросает из-под набрякших век тяжелый взгляд на соперника. А было время, когда Геллеру, как мне кажется, нравилось, что он находится на подмостках шахматной сцены. Хорошо помню, как уверенно, по-хозяйски, заложив руки за спину, ходил по сцене 24-летний Геллер, впервые выступивший в чемпионате страны и едва не занявший тогда, в 1949 году, первое место. Играл ли он тогда на публику? Наверное, и сам Геллер не сможет ответить на этот вопрос.
Коли зашла речь о походке, не могу не припомнить удивительных метаморфоз, которые происходили с походкой рано ушедшего из жизни Леонида Штейна. Шахматист редкой одаренности, несколько раз побеждавший в чемпионатах страны, Штейн, когда у него ладилась игра, ходил по сцене, печатая шаг, с высоко поднятой головой. В периоды относительных неудач походка Штейна приобретала иной, менее победный характер. Когда он был самим собой – в первом или во втором случае? Наверное, в обоих, хотя некоторый наигрыш в эффектном варианте походки у Штейна, наверное, присутствовал. Впрочем, вряд ли сам Штейн об этом подозревал.
Хотя американец Роберт Фишер и не участвовал, естественно, в чемпионатах нашей страны, мне все же хочется пригласить его символически на сцену, тем более что он, будучи, несомненно, одним из великих чемпионов мира, представляет собой странную, загадочную фигуру.
О Фишере говорили и писали очень много, особенно после того, как он отказался в 1975 году защищать свой титул в матче с Анатолием Карповым, но не было, кажется, о Фишере двух одинаковых мнений.
Так как мне не приходилось видеть Фишера, а тем более общаться с ним, я не считаю себя вправе рисовать внешний облик этого человека, и поэтому прибегну к высказываниям тех, кто его непосредственно наблюдал.
Писатель А. Голубев, которому, по его словам, «довелось довольно близко познакомиться с Фишером и наблюдать его как в турнирном зале, так и вне его», дает очень выразительный и недвусмысленно отталкивающий портрет Фишера, тогда еще претендента на чемпионский титул (заметки Голубева были опубликованы в «64» за год до того, как Фишер победил Спасского). Итак, фрагменты из заметок Голубева.
Фишер «встает из-за стола резко, шумно отбрасывая кресло. Не встает, а вскакивает. И, сунув руку за спиной под брючный пояс, начинает метаться от стола к столу или буквально уносится к выходу из зала…
Он худ, высок, сутул. И выглядит, простите за резкость, обычным великовозрастным шалопаем, коим на самом деле не является…
Постоянная неулыбчивость, напряженность лица не прибавляет ему симпатичности. Прямой крупный нос, тонкие злые губы, всегда полуоткрытый рот, будто готовый каждую минуту ответить резкостью. И глаза, светлые глаза затравленного зверька, которые в минуты, когда мозг Фишера как бы отдыхает от титанического напряжения между ходами, шаряще бегают по залу…
Ходит Бобби довольно странно: длинные ноги выбрасывает вперед коленом, и только потом ставит большие, сорок пятого размера, ботинки. Он производит впечатление человека, у которого нарушены координационные центры двигательной системы…
Своей ограниченностью, флюсностью в развитии, неконтактабельностью Фишер волей-неволей способствует развитию «интеллектуального босячества», словно раковая опухоль разрастающегося в шахматном мире. Я не считаю себя компетентным судить о пути развития шахмат, но уверен, что «интеллектуальное босячество» все чаще сводит древнее и великое искусство к примитивной формуле: «кто – кого». А это исключает одно из важнейших качеств шахматной игры – творческий, художнический подход.
С этой точки зрения манера игры Фишера мне кажется суховатой. Он делает мало ярких суперходов, зато почти не делает слабых и тем более ошибочных…
Конечно, в кратких записках невозможно раскрыть всю сложность и противоречивость такого, с писательской точки зрения, явления, как Роберт Фишер… Признаюсь совершенно искренне, я бы не хотел видеть Роберта Фишера на троне чемпиона мира по шахматам… Мне не хотелось бы, чтобы кумиром шахматного искусства стал человек, которого при любых натяжках я не могу назвать моим современником в положительном значении этого слова…»
Вы, конечно, обратили внимание на то, что речь в приведенных отрывках шла в основном о внешнем облике Фишера, хотя это позволило Голубеву сделать не очень логичный вывод – о том, что он не хотел бы видеть Фишера чемпионом мира. А вот каким виделся Фишер гроссмейстеру Котову: