(Какая ирония судьбы: на конгрессе 1983 года в Маниле ФИДЕ действительно оставила половину мест в межзональном турнире для сильнейших гроссмейстеров мира, освободив их от участия в предварительных отборочных соревнованиях, но право это предоставляется отнюдь не за совокупность спортивных и творческих достижений, а только в соответствии с системой коэффициентов Эло. Иначе говоря, спорт еще больше укрепил свои привилегии.
Мало того, тот же конгресс, приняв решение сократить цикл соревнований на первенство мира с трех до двух лет, еще жестче завинтил гайки отборочных соревнований. Конечно, найдется очень много любителей шахмат, которые будут рады более учащенному ритму главных соревнований, и этих любителей можно понять. Однако для гроссмейстеров экстракласса, которые по идее должны быть верховными жрецами искусства в шахматах, это означает полное порабощение отбором).
Сейчас практически во всех турнирах, в случае дележа очков и если не предусмотрено дополнительное соревнование, предпочтение отдается либо тому, кто выиграл больше партий (и, следовательно, меньше сделал ничьих), либо имеющему лучший показатель по системе коэффициентов Бергера и ее разновидностям. Даже звание чемпионов присуждается по рекомендации одного либо другого метода. В чемпионате Европы 1978 года среди молодых шахматистов (до двадцати лет) первое место разделили трое, в том числе и наш мастер Сергей Долматов. Титул чемпиона был отдан англичанину Шопу Толвуду, как имевшему наибольшее число побед. В последнем чемпионате мира по переписке среди женщин первое место разделили советские шахматистки Ольга Рубцова и Лора Яковлева. Хотя соревнование длилось целых пять лет, вопрос с присуждением звания чемпионки мира был решен очень быстро: победительницей была названа Яковлева, у которой были лучшие показатели по системе коэффициентов Бергера.
Я не хочу ставить под сомнение справедливость обоих решений, очень может быть, что именно Толвуд и Яковлева и должны были стать чемпионами, но вот способы, с помощью которых им было отдано предпочтение, вызывают большое сомнение. Потому что оба эти принципа – по числу побед и «по Бергеру» – учитывают только «количество игры», то есть голый спортивный фактор, и начисто игнорируют качество игры, реализованный творческий потенциал.
Кто, скажите, доказал, что выиграть в турнире, скажем, семь партий и проиграть четыре более достойно, нежели выиграть пять и проиграть две? Может быть, при этом ставится в заслугу меньшее количество ничьих? Но тогда кто, скажите, доказал, что ничейный исход обязательно плох или по меньшей мере подозрителен? По авторитетному свидетельству Анатолия Карпова, участники крупнейшего турнира в Милане в 1975 году сочли попросту смешным использование правила «числа побед» даже в качестве вспомогательного критерия при дележе мест.
Сколько было побед, которые из-за слабой игры одной из сторон оставляли нас совершенно равнодушными, и сколько ничейных партий заставляли переживать вместе с участниками, наслаждаться их замыслами, отвагой, красотой комбинаций, то есть всем тем, что часто пленяет в так называемых результативных встречах.
Я мог бы назвать здесь множество ничейных партий, которые вызывают чувство законной гордости у их создателей. (Любопытная и весьма характерная особенность: в то время как в красивых результативных встречах героем, как правило, оказывается один из двух партнеров, которому и вручается специальный приз, в эффектных ничейных партиях соперники стоят друг друга и награды удостаиваются оба. Правда, призы за ничейные партии присуждаются, увы, крайне редко). Но ограничусь несколькими примерами.
Первый относится к давним временам. Речь идет о встрече Бронштейн – Эйве из турнира претендентов 1953 года, которая оставила во мне неизгладимое впечатление. Бронштейн пожертвовал фигуру, и в середине партии король Эйве оказался в центре доски под прицелом нескольких белых фигур. Эйве, однако, не только хладнокровно защищался, но и сам умудрялся создавать угрозы, так что Бронштейн, по его собственному признанию, «вынужден был прервать расчет вариантов и спросить себя, кто же кого атакует?»…
Хрестоматийный пример того, какими захватывающе увлекательными могут быть ничейные партии, представляет собой бурная схватка между Михаилом Талем и Львом Арониным в чемпионате СССР 1957 года, протекавшая в романтическом духе шахматной старины вплоть до того, что дело дошло до жертвы ферзя. Оба соперника получили за эту «мирную» партию приз за красоту, а экс-чемпион мира Макс Эйве назвал ее «самой интересной ничьей в истории шахмат».