К счастью для молодого человека, речь скоро окончилась, так как он совершенно забыл о своем поручении. Когда он вернулся к носилкам, Актея нетерпеливо постукивала пальцами по колену.
— Что это значит? — воскликнула она. — Или ты думаешь, что я намерена дожидаться тебя целый день здесь, на Форуме? Ну, что же говорил этот человек?
— Это странная история, — отвечал Тит, — он толковал о новом Боге.
— О новом Боге? — повторила Актея. — Ну, рассказывай, я люблю слушать о богах.
— Он говорил, что богов нет, а есть только один Бог и именно его Бог. Конечно, — прибавил он задумчиво, — вполне естественно считать своего Бога лучшим из богов, ко смешно отрицать существование всех остальных.
— Не в том дело, что ты думаешь, — перебила Актея, — рассказывай, что он еще говорил.
— Он говорил что есть великий, неизвестный нам Бог, который, видя разврат и несчастие мира, пожалел его и послал своего Сына на землю, чтобы сделаться человеком, учить людей истине и погибнуть для искупления грехов мира. Этот Сын Божий, по его словам, был еврей, жил в Иудее лет тридцать или сорок тому назад и был распят священниками или прокуратором, но через три дня воскрес из мертвых.
Актея засмеялась.
— Какое грубое суеверие, — сказала она. — Зачем же Он послал своего Сына, который добр и любил его, чтобы быть убитым за людей, которые злы и не любили его? Зевс не сделал бы этого.
— Не стоит обращать внимания на эти россказни, — сказал центурион. — Я всегда замечал, что мертвые воскресают и всевозможные чудеса случаются в таких захолустных уголках мира, как Иудея. Здесь в Риме никогда не бывает ничего подобного.
— О! Бог, разумеется, может воскресить своего Сына, если захочет, — возразила Актея, — но странно, что Сын мог быть убит для такой необычайной цели… Наконец, почему Он ждал так долго? Почему Он не сделал то же раньше?
— Не знаю, — отвечал центурион, — если ты хочешь услыхать побольше о Христе, так он назвал его, то я приведу этого еврея во дворец.
— Пожалуй, — сказала Актея, — может быть, это позабавит нас.
— Его стоит послушать, — заметил Тит, — он великий оратор, выше Сенеки, по-моему.
X
Актея лежала на залитой солнцем террасе; у ее изголовья стоял Тит, в ногах сидела на кресле из черного дерева Паулина, напротив нее — Сенека. Проповедник, стоявший перед ними, простер руки и воскликнул:
— Велика благодать Божия; Он отдал своего единородного Сына, чтобы те, кто уверует в него, спаслись от погибели и сподобились вечной жизни.
Актея с удивлением смотрела на дивного оратора, голос которого отзывался в ее сердце. Сенека слушал с серьезным вниманием, но весталка хмурила брови с явным нетерпением. Тит прислушивался к плеску фонтана и думал, удастся ли ему когда-нибудь снова увидеть Юдифь.
Проповедник рассказывал о жизни и смерти Учителя с безыскусственным, но потрясающим красноречием. Потом он снова повысил голос и воскликнул:
— Тот, кто уверует в Него, спасется, но неверующий будет осужден.
— Как? — сказал Сенека с мягкой иронией. — Неужели Катон и Цицерон, Брут и Юлий, Вергилий и Гораций[17] будут несчастны, а ты, не сделавший ничего равного их делам, будешь счастлив только потому, что ты еврей?
— Я прирожденный римский гражданин, — отвечал проповедник, — притом написано: «утаил от мудрых и разумных и открыл младенцам».
— Охота тебе разговаривать с безумным евреем, Сенека! — шепнула ему Паулина.
— Истинный философ учится везде, даже у безумца, — отвечал Сенека, — но этот человек не безумен.
Проповедник, как бы угадывая ее мысль, воскликнул:
— Я не безумен, благородная госпожа, я говорю слова истины.
— Ты рассказываешь странные вещи, — сказал Сенека. — Если человек придет ко мне и скажет, что был мертв и ожил, могу ли я поверить ему?
— Мы говорим о том, что видели своими глазами, — возразил проповедник.
— Однако ты сам говорил, что никогда не видел вашего Учителя?
— Мои глаза видели Его славу, хотя мне не дано было увидеть Его лицо на земле. Однажды, когда я ехал в Дамаск — в то время истина еще не коснулась моего сердца, — великий свет воссиял мне, и я услышал голос, говорящий: «Зачем ты гонишь меня?» Я отвечал: «Кто ты, Господи?» И он сказал: «Я — Иисус, которого ты гонишь».
— Я бы желал знать, — ехидно сказал Сенека, — почему боги всегда являются только в первые дни существования религии. Они бились в рядах троянцев и аргивян при осаде Трои[18], и Рим был еще древней, когда близнецы мчались рядом с диктатором Авлом. Я думаю, — прибавил он, обращаясь к Паулине, — жрицы Весты давно уже не замечают, что они поят коней в Священном колодце.
17
Катон Младший (95–46 до н. э.) — республиканец, противник Цезаря. После победы Цезаря над приверженцами Помпея покончил самоубийством. Цицерон Марк Туллий (106–43 до н. э.) — римский политик, оратор и писатель. Сторонник республиканского строя. Брут Марк Юлий (85–42 до н. э.) — возглавил заговор против Цезаря, по преданию, одним из первых нанес ему удар кинжалом. Юлий Цезарь (102–44 до н. э.) — римский диктатор, полководец. Сосредоточил в своих руках огромную власть. Вергилий (70–19 до н. э) и Гораций (65 до н.э. — 8 до н. э.) — знаменитые римские поэты.
18
Осада Трои воспета в «Илиаде», посвященной Троянской войне. Троя была сожжена Парисом. Аргивянами называли всех жителей Греции.