Вам - искренне отзываться на нее теперешнюю. Не ожидая от нее, чего нет. И не подменяя ее волнующими иллюзиями...
Ей - проживать (может быть, переждать) это свое состояние. Не требуя от себя до времени иного. Не отвлекаясь от сегодняшнего. Не заполняя, не подменяя переживание “пустоты” деловитостью. Но, используя все, что умеет, как привычные роли...
Это и значило для вас - интересоваться ею, принимать ее. А для нее - значило быть самой собой теперь.
И самое главное! Позволить себе приближаться к этой силе, и к этой хрупкости можно было только, когда вы уже настолько уважали этого человека, что признавали ее выбор. В том числе и выбор ни во что не вникать и оставаться прежней.
Только так относясь к ней, можно было претендовать на встречу с ней и ей самой! Да, да, - и ей, если бы она захотела, надо было бы готовиться к встрече с собой. Тогда только, и очень предупредительно, попроситься в гости к своей “пустоте”. Но для этого и до этого ей надо было гарантировать той себе, которая за заслоном пустоты спрятана, необходимую безопасность и защищенность! Во-первых, от самой себя, от собственной неосторожности, небережности, распорядительного и деловитого желания использовать, продавать и эксплуатировать себя.
Ей надо было гарантировать себе свою любовь!
А до того, подождать и ни во что не вмешиваться. Ведь себя надо не сделать, а дождаться!
А до того... пусть все идет, как идет...
Мамин ресурс.
Шла, как всегда по первым средам месяца, “Мастерская психотерапевта”.
Не терпелось прочитать две предыдущие записки о “четырехлетних девочках”[249]. Но здесь была Алина Владимировна, которая эти записки не раз слышала, к тому же долгое чтение затруднило бы активность других. Спросил, есть ли у кого-нибудь предложения по предстоящему занятию.
Валентин Вадимович напрягся с интригующе заговорщицким видом, зарозовел, как новорожденный, и сообщил, что ему приснился... я. Во сне я давал ему задание просмотреть несколько альбомов и сделать сообщение о художниках. Чем он и поспешил во сне заняться.
К моему смущению, Евгений Николаевич тут же к психологу присоединился - ему я тоже приснился! Будто бы среди множества белых цветов.
“Тоже мне - миллион белых роз!” - с досадой подумал я.
Самостоятельно исследовать свои сны они не взялись. А мне в грезы со мной включаться не хотелось. Пришлось отшучиваться.
Потом я рассказал фабулу записок и о том, что даже однократные возвращения клиентов в эпизоды счастливого детского общения со своими родителями открывают доступ к их совершенно неожиданным личностным ресурсам.
Встреча с молодыми мамой и папой, взгляд на них глазами себя маленького, обогащенный теперешним умением различать и анализировать, разрешают и делают возможными принципиально новые выборы. Позволяют осуществление прежде неизвестных, запретных, сознательно не используемых человеком стратегий реалистического переживания и поведения. Предоставляют шанс понять происхождение, смысл и пустоту непродуктивных стереотипов. Дают свободу принять их или отказаться, наконец, от этих парализующих спонтанность программ - высвобождают инициативу. Благословляют использовать счастливые родительские ресурсы. Открывают к ним допуск...
Я увяз и едва не запутался в объяснениях.
А все из-за того, что сразу понимал и боялся, что надо будет показывать. Но было до задыхания тягостно заставлять себя демонстрировать то, что делаешь, только когда лечишь, и что легко, когда вызвано нуждой партнера.... Наконец решился. Спросил, кто из женщин хочет попутешествовать в детство?
- Почему - из женщин? - возразил кто-то.
- Женщина со мной - защищеннее.
Вызвалась Мария Петровна. Детский психотерапевт. Очень заботливая, разумная и предупредительная. Она всегда работает. Или идет на работу. Или, жертвенно устав, отдыхает до следующей работы. Или украдкой пережидает вынужденную паузу на регулярном семейном пикнике на природе с шашлыками.
Я попросил Марию Петровну вспомнить какую-нибудь счастливую ситуацию из ее раннего детства, когда она вместе с мамой и папой и когда им хорошо друг с другом.
Мария Петровна с всегдашней, чуть усталой улыбкой детского доктора стала рассказывать, как “весело” лет в пять-шесть ее рано утром будил папа.
- Вспомните эпизод, когда вы втроем, - перебил я, но сам удивился тому, как много она уже рассказала о своих родителях и о себе мне.
К сожалению, доктора и психологи слушали задание и смотрели в пол - “в себя” - или на меня. Никто, даже Александр Витальевич и Ирина Юрьевна, не наблюдали и не видели, не опережали Марию Петровну в ее знании о ней.