* * *
На этом месте Елена Николаевна, в среду читавшая вслух эту записку на утренней группе людей старшего возраста, прервалась.
Своим, как всегда, не соответственно произносимому тексту ровным голосом объявила:
- Я тоже всю жизнь берегу себя от трудного состояния. И ничего не знаю про дочь. Только после того, как Зоя заставила меня придти в кабинет, начала понимать, что ничего и не хотела знать ни про кого. Ни про мать, ни про мужа, ни про нее. От боли себя берегла, - заключила шестидесятидвухлетняя врач-пенсионерка, самоотверженным тоном прилежной ученицы, ждущей похвалы за честное признание.
Наталья Федоровна и Ираида Васильевна заговорили вместе о том, что не знакомы с сыновьями:
- Все себя выставляешь, а что с ним и почему, никогда не знаешь. Так, денег дашь. Он пропьет. Снова займешь, а дашь. А почему он не работает,... что у него на душе не знаешь.... В Афган мальчиком ушел, а кем пришел -не ведаю. Грубый. Все себя жалела... Ничего не знаю... - она расплакалась...
- И я сыну ничем помочь не могу. Чего у них со снохой?.. Я ему говорю все. Он приходить перестал. А жалко ведь. И внуков не пускает ко мне.
- А как с дочкой?
- С ней все хорошо. Она спокойная. Никогда мне не перечит. Мы друг друга хорошо понимаем...
- Бывает, чтобы она вам непонятное что-нибудь про себя рассказала?
- Нет, что вы! Она женщина простая. Все понятно, - дочь Ираиды Васильевны я знал. Она уже была моей пациенткой.
- Может она бережет вас? Поддакивает, чтобы не тревожить?..
- Нет, нет... Она от сердца добрая... - Я с грустью подумал, что меньше всего мы знаем о тех своих детях, с которыми “нет проблем”, которые берегут нас от тревог... от себя, будто мы уже умерли.... В омуте ли черти водятся или в тех, кто на берегу у омута сидит, уж и не знаю?! Но разуверять не стал, раз она не хочет!
Включил пластинку.
- Выйду на улицу, солнца нема,... - заливисто, голосом Александры Стрельченко выводили колонки, - ...парни молодые свели меня с ума...
Когда пластинка смолкла, помолодевшие, зардевшиеся, как в девичестве, женщины улыбались, смахивали платочками с уголков глаз слезу... Я расспрашивал, кому из родителей - отцу, матери - рассказывали они о себе в девичестве и много ли?
У одних детство отняла война.
- В 15 лет в город привезли. Не с кем было разговаривать...
Другие отцов не знали.
- Мама на скольких работах работала. Зачем ей своим докучать. Помогать старались...
Те, что, как Елена Николаевна, помоложе, тоже, как оказалось, по разным причинам не хотели беспокоить своими проблемами родителей. Справлялись с тревогами и секретами своими сами.
- Да и время было другое... Стеснялись мы... Я перед отцом робела... А про маму боялась, что она отцу расскажет...
- Много про вас знали родители?
- Да нет, пожалуй.
- Зато вы верите, что про своих детей знаете все!? Они у вас прозрачные!?
Те же, кто ждал от родителей опеки и требовал внимания, жаловались на непонимание и черствость тех. Такие и при живых мамах и папах чувствовали себя всю жизнь сиротами. Так и не вылетев из родительского гнезда, все добиваются родительской любви...
Грузный Иван Петрович жаловался, что всю жизнь ждал от жены понимания, не дождался. А теперь его все обижают.
- На старости лет ни от сына уважения, ни от снохи!..
И от внуков все то же. Всегда отдохнуть хотел, спокоя!.. А как раз наоборот и получилось! Слезы одни!
Старушки сетовали, что как ни старались, а тишины не добились. Чем они безропотнее, тем больше мужики пили и дрались.
- ...А теперь помер, думала, отмучалась. Дак, одной еще хуже! Уж лучше б гонял! Я б, можа, и схоронилась у соседей пока!..
Из этого брызжущего болью и, как вопль, неровного, сбивчивого, похожего на безадресное письмо Ваньки Жукова разговора-жалобы, становилось ясно, что “трудного состояния” избегают не только при знакомстве, а и в наиболее значимых отношениях, с самыми близкими людьми: с родителями, детьми, женами, мужьями, друзьями...
Так, по крайней мере, жили эти люди...
* * *
Марафон шел. Мы снова вернулись к вопросу: чего же, необходимого для общения с самыми важными для нас людьми мы не делаем?
- Так что же все-таки - второе? Первое я уяснил. Не отслеживаем, что в общении с самыми дорогими людьми у нас возникает особое “трудное состояние”. Незамеченное, оно исподволь отвлекает. Или гонит нас от значимых людей. Как сказала Вера Николаевна, жены тогда не общаются с мужьями, матери с сыновьями... Никто ни с кем. Все всё про всех “давно знают”. Все друг друга учат. Бегут покорять планету и ее коммерческие банки!.. Всем есть, чем друг от друга и от себя отвлечься. Это тоже тема для отдельного разговора. Что второе?