«Наверное, все же надо было самому рассказать о беременности Екатерины», — думал Константин, пока ехал к Айлин. Он специально даже вывез ее на выходные в романтичный отель на берегу озера, чтобы она спокойнее восприняла эту новость, но рассказать собирался немного позже, чтобы не портить настроение себе и ей. Не успел.
Васильев открыл дверь своим ключом. Было темно, а из гостиной раздавалась неимоверно раздражавшая его композиция «Энигмы», одна и та же, повторяющаяся раз за разом. На большом черном фортепьяно по периметру горело множество свечей в стеклянных вазах разных форм и размеров, стоял запах удушливый паленого воска. В центре, отражая золотистые блики, лежала куча непонятного барахла. Он подошел ближе и узнал в этой куче подарки, которыми любил баловать свою музу, облитые, судя по запаху его же коньяком.
«За пафос и антураж пятерка, — усмехнулся Константин, — хотя не замечал за ней раньше тягу к мелодраме, еще и к маме, конечно, уехала».
Константин потушил свечи, выключил музыку, попробовал набрать ее номер, ожидаемо услышал, что абонент вне доступа. Поговорить теперь удастся только в театре, к Трякиным ему дорога была закрыта, могут и полицию вызвать, если сунется.
Айлин в это время входила в старую московскую квартиру академиков Марии и Валентины Трякиных. Первое, что она почувствовала, это лёгкий запах бабушкиных духов. Этот запах всегда был здесь, сколько себя Айлин помнила, даже сейчас, когда бабушка вот уже вторую неделю поправляла здоровье в санатории. Айлин расстегнула светлое пальто. Весна в этом году выдалась долгой. Вышла встревоженная Мария, увидев дочь, она замерла, а потом понятливо покачала головой.
Айлин не спеша стянула с тонких запястий перчатки, положила их на антикварное трюмо и, наконец, взглянул на мать. Взгляд у неё был больной, как у побитой собаки. Но спустя секунду она выпрямила спину и, через силу улыбнувшись, сказала:
— Мама я вернулась.
— Я вижу.
— Ты даже не скажешь: «Я же тебя предупреждала?»
— Не скажу, — с грустной улыбкой ответила Мария и потянула к своей повзрослевшей дочери руки.
Алена сделала несколько шагов и прижалась к маме. Две очень похожие женщины долго стояли, обнявшись под большой жёлтой люстрой.
Следующие дни стали тяжелыми для Айлин, она продолжала работать в театре, ежедневно сталкиваясь с Константином. Он не прекращал попыток вернуть ее.
— Ну прости, хорошая моя, я виноват. Я должен был сказать тебе о ее беременности. Но это все так некстати получилось, я сам не ожидал.
Айлин просто молчала и старалась как можно реже оставаться с ним наедине. Видя, что Айлин не поддавалась и избегала его, Васильев усилил давление.
— Мы столько лет вместе, а люблю тебя даже сильнее, чем в первые дни. Что может быть важнее? Какой-то штамп в паспорте? Ради этого ты хочешь разорвать наши отношения?
— Это давно нужно было прекратить. — Айлин старалась не показывать своих эмоций.
— Кому нужно!? Тебе? Мне? Или может Кате? Катя идеальная жена для меня. Идеальная мать для моих детей. Но люблю я тебя. И ты любишь меня не меньше. Давай бросим все и уедем с тобой куда-нибудь на острова. Представь: солнце, море, ты и я — сказка!
Айлин испытала дежавю, она будто снова увидела жонглера, ловко подкидывающего цветные шарики.
— Костя, по-твоему, мне до сих пор восемнадцать? Почему ты все еще пытаешься повесить эту лапшу на мои уши? Другую музу себе найди. Идеальную. Или не идеальную. Но дуру — точно.
— Оставь уже свое упрямство! Ты уверена, что мы сможем друг без друга? Мы слишком связаны. Ты любишь, и я люблю, я хочу, чтобы ты всегда была рядом. В театре, в сердце, в моей жизни.
— Костя, прошу, отпусти меня, — тихо попросила Айлин.
— А ты в своём эгоизме подумала, что я не могу тебя отпустить? — Он сверкнул стальными от ярости глазами.
— Отпусти, или я сама уйду. Мы не сможем работать вместе, — устало сказала Айлин.
— Сможем, если ты успокоишься и вернёшься ко мне. Я тебя не отпущу.
Если в театре Айлин еще старалась держать лицо, то дома, едва переступив порог, падала на стул и часами смотрела, как старые часы на стене отсчитывали секунды. Стрелки тикали, отбивая ритм, подходила мама, пыталась поговорить, обнимала и целовала ее, звала ужинать, Айлин что-то отвечала и даже что-то ела, но потом снова застывала, смотря, как стрелка часов двигалась по кругу. Она еще больше похудела и стала похожа на свою тень. Из санатория вернулась бабушка и тоже пыталась вывести внучку из депрессии.