— Мистер Мальгауден…
— Ш-ш-ш… ничего же ужасного не произошло, так ведь? — опустился на стул. — Ну, так и какую бы вы хотели себе собаку?
По тем минутам, которые ей понадобились для ответа, Генрих понял, что находится на верном пути.
— Охотничью… они привычные к лошадям…
— Кстати, вы слишком малого роста для лошадей. Вам не говорили это? — как ни в чем не бывало взялся мужчина за нож с вилкой и продолжил поглощать свинину с грибами в картофельной запеканке, которую заказал, разумеется, в ресторане.
— Я?! Ничего подобного. У меня нормальный рост, — наоборот что-то потеряла интерес к еде Юта и сложила руки на коленях под столом.
— Нет. Нормальный рост… у меня. Шесть футов, три дюйма. — Челюсти Генриха работали за двоих. Было в этом что-то показательное. Уставное. — И именно с шестью футами удобно сидеть на лошади.
— Мой рост пять футов, восемь дюймов.
— Не смешите меня. Вас дезинформировали. Или измеряли на искаженной шкале. Максимум — пять футов, пять дюймов, — посмотрел он на её макушку.
— Вот ничего подобного! — почти исподлобья смотрела гостья.
— Но вы мне будете чуть повыше плеча, о каких восьми дюймах здесь может идти речь?
— О таких!
— Давайте встанем и померяемся.
— Давайте! — гордо сжала губки в плотный бантик и первая вскочила мисс Флейминг.
«Глупышка, — внутренняя улыбка дьявола сверкнула в груди Мальгаудена и уже не погасала. — Попалась».
— Вот смотрите, — придвинул он её к себе вплотную и прижал. — Вот так, — осторожно взял девушку за затылок и притянул голову к своей груди, чтобы она как следует вдохнула его запах.
А он — её.
— Вы мне не достаёте до подбородка, — довольно резвым голосом объявил Генрих, положил ладонь ей на макушку и тут же убрал, потому как ему было необходимо придержать Юту вплотную.
Когда мисс Флейминг подняла на него голову, он понял, что старался и рисковал своим добрым именем и репутацией не зря.
Неуверенность и смущение, непонимание себя, отрицание своей реакции на близость мужчины — всё это, будто на экране телевизора, высветилось на её личике. Мальгауден залюбовался, и пошла цепная реакция: он зависал от её вида — она засматривалась на его распахнутые миндалевидные серые глаза с их восторженным выражением. Оба приходили в какой-то нарастающий трепет, пустота в груди наполнялась чем-то сказочным, волшебным, до одури приятным и волнующим.
Он взял девушку аккуратно двумя пальцами за подбородок и начал склоняться к губам.
— Только поцелуй, — прошептал голосом, проурчал желанием в нём, а скорее — прошелестел звуком упаковки презерватива.
Осторожно моргнув, мисс Флейминг затаилась, в ожидании. Вместе с тем в её глазах сквозила борьба и сумятица — она отлично понимала подтекст момента и, скорее всего, даже почувствовала, как захлопнулась за спиной дверь её прежнего мира.
Мужчине это, и жутко не нравилось, и заводило одновременно. Он медленно, очень медленно и почти невесомо притронулся губами к её. С точки касания тут же, как круги по воде, пошли удушливые волны желания.
У обоих.
Генрих лизнул языком её нижнюю губку и обхватил её вместе с верхней своими. И слегка пососал.
Потом аккуратно, как сапёр над миной, принялся работать с её ротиком и провёл языком по зубкам, как бы прося разрешение на вход.
Девушка разжала челюсти, и его язык тут же продвинулся вперёд. Не далеко, но всё-таки встретился с кончиком её волнующегося, мельтешащего и суетливого язычка.
В этот момент ему до радужных кругов перед глазами захотелось набрать полные жмени её ягодиц, хорошенько сжать, пригвоздить к своему паху и…
Тут Ньюта дёрнулась, и Генрих осознал, что уже тяжело и натужно дышит. Он мгновенно взял себя в руки — пока ещё был способен — и чуть отстранился.
— Мне перестать? — опередил её протест шепотом больше напоминающим озвучку рекламы спа-процедур где-нибудь на пляже акватории Индийского океана под шевелящимися на ветру листьями пальм и ласковые «улыбки» кроткого прибоя. Мужчина беззастенчиво и напористо обволакивал интонациями и грудными вибрациями, как благовониями, поражая волю и сковывая, стирая из сознания все желания, кроме одного. Единственного.
— Не останавливайся, — прозвучало тихое, покорное и податливое откуда-то из глубин её женственности, азарта и жизнелюбия.
Мальгауден мысленно сжал кулаки, хотя на деле боялся даже пошевелить руками. Он довольно мягко, но плотно держал девушку за плечи и, только лишь услышав, что она уже не та, что была полминуты назад, немного опустил ладони к локтям.
И опять припал к её губкам.
Теперь он пустил в действие всё, абсолютно всё, чем наградила его природа и что дал опыт. Ничего не оставлял про запас.
— М-м-м… — простонала мисс Флейминг и тут же испуганно распахнула уже почти закрытые было глаза. — Ой.
— В жизни не слышал звука прекрасней, — приблизился к её щеке Генрих и поцеловал. Он покрывал лёгкими, невесомыми, райскими поцелуями её личико, и когда почувствовал, что женское тело окончательно обмякло в его руках…
«Готова, — ухмыльнулся Мальгауден и тут же удивился, что всё это его ещё и до жути умиляет. Даже немного стыдно и совестно. Так… чуть-чуть. — Это в её же интересах. Ей понравится».
Он начал целовать её уже совсем как любовницу. А скорее, как падишах — любимую жену: властно, собственнически, с безоглядным, неприкрытым желанием. С заделом на будущее. Глубоко внедряясь языком в рот, мужчина схватил руками тонкую талию в жестком поясе чёрной клешеной юбки и довольно конкретно сжал. Хотел притянуть к паху, но вовремя остановился, боясь испугать внушительного размера выпуклостью.
И сделал это только, когда она вымотанная борьбой с самой собой и со своим предательским телом — а тело свободной леди, которая занимается сексом исключительно в браке, ей явно не принадлежит — зарылась пальчиками ему волосы и устало откинула голову.
«Вот та-а-ак, у-у-умница», — принялся он покрывать поцелуями её благоухающую запахом женщины шею.
После этого волю отключили и у него тоже.
С полоумным, потерянным, пылающим, блуждающим, да каким угодно, взглядом или даже без него — со слепыми, стеклянными глазами, Генрих резво подхватил девушку на руки и хотел было отнести в спальню на кровать, но этот путь показался ему путешествием вокруг земного шара. Тем более что его бы устроил и кухонный стол, и подоконник, а также любая горизонтальная поверхность, а за неимением её, и вертикальная тоже. Да какой там, поверхность — точка опоры — и его Землю перевернули бы.